– Всё бы тебе смехуёчки. А тут мучайся, сочиняй… Но, пожалуй, ты прав, передовицу придётся самому сочинять. Давай, над остальным содержанием подумаем. Самое простое – последняя полоса. Там у нас будет всякое полезное: программа передач, турнирные таблицы, кроссворды, фельетоны. Третья полоса – культурная жизнь. Музон новый, обзор новинок кино, опрос мнений. Как ты думаешь, театр надо как-то освещать? Я в театральщине ни в зуб ногой ни разу, ничего не понимаю и в театр не хожу.
– Ну, вот! – Хвалю я Вову. – Можешь же, если хочешь. Театр обязательно быть должен. Не все же такие заскорузлые.
Мы перебираем наполнение первого номера газеты и понимаем, что нам без опытного газетчика не справиться. Здесь нужен профессионал, уже знакомый с печатным делом. Чтобы знал, сколько колонок в полосе, сколько кеглей должен быть шрифт, все эти интерлиньяжи, курсивы и выворотки.
Через полчаса препирательств и уговоров я вспоминаю, что у меня сегодня ещё встреча в худфонде с очередным потенциальным заказчиком, и делаю Вове ручкой.
3 марта. Владимир Каплин.
Этот журналист недоделанный, эта «гиена пера» недобитая, так и не сподобился найти мне редактора. Сам тоже наотрез отказался. Неделя прошла, а он как будто умер. Ни слуху, ни духу. Я тут, с подачи Кеплера из райкома КПСС, вышел на почти историческую личность. Марк Самойлович Нотман. В Сибирь был сослан по подозрению в каком-то там не то левом, не то правом уклоне в 1935 году. После реабилитации здесь и остался. Работал редактором во многих местных многотиражках. Матёрый, в общем, человечище. Я решил его с Борькой познакомить, но тот как сквозь землю пропал. Телефонный разговор был коротким:
– Рогов! Почему не работаешь? У нас тут аврал на носу, а тебя не видно и не слышно.
– Каплин! – он подстраивается мне в тон, – чего ты орёшь? Что за паника на борьу? С какого я должен что-то делать? И что именно? Ты редактора нашёл?
– Нашёл! Подходи завтра вечером к семи, познакомлю. Просто волчара! Взгляды, конечно, троцкистские, но я постараюсь держать процесс под партийным контролем. Главное! Волошин сказал, что к 8 марта первый номер газеты должен быть напечатан. Я тебе напомню, что сегодня уже третье.
– Вы там в райкоме совсем заболели? – даже по телефону я улавливаю его возмущение. – Первый скажет, Каплин – птичка, ты и полетишь?
– Хамить не надо старшему по званию! Времени мало, согласен, но ведь для комсомольца нет ничего невозможного! – Борька, ты точно переучился. Как ребёнок, честное слово!
– У вас портфель материалов уже собран? Дизайн шрифтовой и графический решён? Всё уже согласовано с твоим Волошиным? Я уверен, когда ты ему на подпись понесешь первый оттиск, он тебя ссаными тряпками будет по райкому гонять. До выпуска первого номера дай бог, чтобы в месяц уложиться.
– Ну, как же так? Мы же на прошлой неделе с тобой всё решили. Завтра придёт Нотман, мы посидим над тексами, и всё будет в ажуре.
– Хорошо, завтра приду знакомиться с твоим главвредом. Но можешь прямо с утра начальству твёрдо сказать, что первый номер мы сможем выдать только ко Дню дурака.
4 марта. Борис Рогов
День выдался на редкость солнечным и тёплым. Казалось, что весна наконец посмотрела в календарь и решила вернуться к нормальному графику. Воробьи как заполошные радовались, что зима прошла, и впереди красное-прекрасное лето.
Стоило солнышку закатиться за горизонт, как зима опомнилась и быстро навела порядок. Лужи подёрнулись льдом, подул пронизывающий холодный ветер, с неба посыпалась белая крупа. Я подошёл к райкому точно к семи. Сначала не удержался и спустился в будущую редакцию. Приятно же полюбоваться на дело своих рук. Потом, кивнув Степанычу, поднялся в кабинет Каплина.
К моему удивлению, дверь кабинета оказалась заперта. По пустому коридору гуляло только эхо моих шагов. Неужели я перепутал время, и вместо шести, явился к семи. Ладно, думаю, постою минут пятнадцать и свалю.
Внезапно раздаётся тяжёлый стук закрывающейся двери, и до меня доносится бодрый Вовин голос:
– Марк Самойлович, представляете, какую мы с вами газету будем выпускать, что там какая-то, прости господи, «Нью-Йорк Таймс». Знаете, сколько у нас разных интересных и захватывающих идей? А с поддержкой руководства и вашим опытом мы вообще всех переплюнем. У нас тираж будет через полгода тысяч десять! Парни и девчата будут друг у друга брать нашу газетку, чтобы гостям из других городов подарить, как оригинальный сувенир…
– Мальчик, вы хорошо хотите! Но! Знаете, я пожилой еврей и повидал таки немало газет, журналов, и, не побоюсь этого слова, начальников. Вы хочете спросить? Так у меня есть вам за это сказать. – Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев и барская любовь. Вы помните, кто это написал?
– Конечно, это же Пушкин, я точно помню… это слова бедной Лизы из поэмы «Русалка», там ещё мельник был и князь… Это классика, кто же этого не знает.
Я не выдерживаю и начинаю ржать от таких Вовиных познаний в литературе. Слава богу, они уже спустились вниз и переключили внимание на мою скромную персону.
– Марк Самойлович, знакомьтесь, Вова указывает на меня – это Борис Рогов, не смотря на его юный возраст, он просто генератор всевозможных идей. Даже идея районной газеты – частично его замысел.