Саломи - [60]
Думая так, Тотырбек спросил Дуню:
— Ты не знаешь, Ислам здесь?
Дуня приготовляла в это время ужин и, посмотрев на мужа, ответила спокойно:
— А где ему быть? Я его сегодня видала, когда он шел из кооператива. Мы даже с ним разговаривали.
«И глазом не моргнула! — подумал Тотырбек. — А Джанаспи правду сказал: разговаривали».
— Ислам хочет купить кровати в магазине, — продолжала Дуня. — Жалко, ты приехал поздно, а то бы и мы сходили в кооператив и выбрали что-нибудь… Я даже пианино хочу купить Тамаре.
— Завтра все дела будут устроены! — сказал Тотырбек и вышел во двор.
После ужина Тотырбек попросил постелить себе на кушетке. Лег он рано, но не заснул до рассвета — все время думал о том, как разрушилась его жизнь; временами что-то бормотал, Дуня прислушивалась и ничего не могла понять. Она тоже не спала и среди ночи спросила мужа:
— Чем ты болен? Что ты так мучаешься?
— Молчи, оставь меня! — ответил Тотырбек.
Он заснул только к утру, во сне кричал так, что Дуня разбудила его.
— Что-то мне снилось! — сказал Тотырбек.
— Расскажи свой сон, — попросила Дуня, но Тотырбек не ответил ей.
Уже было не рано, когда Тотырбек вышел на улицу и осмотрелся вокруг. С запада дул холодный ветер, клубы тумана ползли друг за другом, дождя не было, но сырость так и пронизывала все тело; на улице ни души: кто в такой день станет без дела выходить из дома.
Из калитки выглянула Дуня.
— Ну, когда мы пойдем с тобой в кооператив? До каких пор будет валяться у нас кукуруза грудами? И картошка не убрана как следует, и дрова не нарублены, и топор не наточен… Зима же не станет ждать нас! Что ты молчишь?
— Я все сделаю, — ответил Тотырбек.
Дуня ушла.
«Как она себя держит? — удивился Тотырбек. — Будто бы она чище зеркала. Я прожил с ней столько лет и был слеп, совсем слеп».
Погруженный в свои мысли, Тотырбек вошел обратно во двор, взял топор, точило куда-то пропало. Неохотно пошел Тотырбек к дому Ислама, остановился у калитки, постоял немного, потом крикнул:
— Ислам, ты дома?
Совсем близко раздался голос Ислама:
— Я здесь, Тотырбек, заходи!
Ислам сидел во дворе у забора на обрубке бревна, курил папиросу и смотрел на свой двор. Тотырбек вошел, навстречу к нему с лаем бросилась собака, но, узнав Тотырбека, приветливо замахала хвостом и ушла в сторону.
— Добрый день!
— Живи хорошо, Тотырбек!
— Что ты закутался в шубу? Ведь до зимы еще далеко!
— До зимы-то далеко, но сырость какая!.. Сижу вот и смотрю на свой двор: сорок четыре года живу, а таким я свое жилье не видал! Посмотри на этих гусей, какие они большие да жирные! А куры, а индюки! Да что ты не смотришь на моих уток?! Гусей у меня двадцать пять и индюшек тринадцать, а кур я не считаю. Когда кормишь, так они сбегутся — весь двор заполнят.
Тотырбек посмотрел: действительно, индюки терли свои клювы о землю, пели петухи, похрюкивали свиньи, козел, три овцы и теленок сгрудились в дальнем углу двора и потихоньку жевали жвачку и ели сено.
Дом Ислама был богаче дома Тотырбека, и сейчас это Тотырбеку было неприятно.
— И чем ты, Ислам, кормишь этих гусей?
— Да тем же, чем и ты!
— А какие у тебя свиньи!
— Я купил племенного хряка.
— Словом, Ислам, ты можешь закинуть ногу за ногу и жить в изобилии.
— А ты разве плохо живешь?
— Работаю, — значит, живу неплохо… А знаешь ты, зачем я к тебе пришел?
— Скажи — тогда буду знать.
— Наточи, пожалуйста, мне топор! Иступил его о камень, поточи! Хороший у тебя точильный камень?
— Поточу, почему же и нет!
Ислам пошел в сарай, за ним побрел и Тотырбек.
Ислам тем временем сбросил шубу и присел у точильного колеса.
— Ну, крути, Тотырбек!
— Это я с удовольствием: крутить колесо нетрудно. Ты только так топор наточи, чтобы им можно было брить голову.
Ислам умело прижимал топор к колесу, время от времени пробуя его лезвие пальцем. С руками, вымазанными в тесте, вышла из кухни и заглянула в сарай жена Ислама — Соня. Казалось, что от ее приветливого взора посветлел весь двор.
— Кончайте работу. Испекла я чудесные пироги из муки нового помола! — сказала Соня, смеясь.
— А что, выпить будет? — шутя спросил Тотырбек и начал еще быстрее крутить колесо.
— Все есть, торопитесь!
Радостная и смеющаяся, Соня ушла на кухню.
Ислам попробовал топор пальцем.
— Ну, теперь хватит.
Тотырбек взял топор, тоже попробовал его.
— Нет, надо еще поточить!
— Ну хорошо, я его наведу еще.
Тотырбек опять закрутил колесо, Ислам прижал к колесу топор.
— Что ты взял, Ислам, в магазине? — спросил Тотырбек. — Моя хозяйка говорила мне, что ты шел из магазина.
— Да, да, был я в магазине, взял велосипед для сына, мануфактуру, две железные кровати…
«Все сошлось, как говорил Джанаспи», — подумал Тотырбек и сказал:
— Хороша железная кровать, но кажется мне, что нет для тебя лучшей постели, чем земля!
Ислам удивился словам Тотырбека и посмотрел на него снизу вверх. Ислам передал топор Тотырбеку и сказал:
— Непонятные вещи ты говоришь Тотырбек… Ну-ка, попробуй свой топор!..
Тотырбек взял топор и попробовал его лезвие пальцем.
Ислам сидел на земле.
— Таким топором голову можно брить! — сказал Тотырбек. — Побреет топор голову Ислама за то, что он ходит к чужим женам.
Молнией блеснуло в голове Ислама страшное подозрение, хотел что-то сказать, но было уже поздно.
Настоящее издание представляет собой первую часть практикума, подготовленного в рамках учебно-методического комплекса «Зарубежная литература XVIII века», разработанного сотрудниками кафедры истории зарубежных литератур Санкт-Петербургского государственного университета, специалистами в области национальных литератур. В издание вошли отрывки переводов из произведений ведущих английских, французских, американских, итальянских и немецких авторов эпохи Просвещения, позволяющие показать специфику литературного процесса XVIII века.
Ханна Кралль (р. 1935) — писательница и журналистка, одна из самых выдающихся представителей польской «литературы факта» и блестящий репортер. В книге «Белая Мария» мир разъят, и читателю предлагается самому сложить его из фрагментов, в которых переплетены рассказы о поляках, евреях, немцах, русских в годы Второй мировой войны, до и после нее, истории о жертвах и палачах, о переселениях, доносах, убийствах — и, с другой стороны, о бескорыстии, доброжелательности, способности рисковать своей жизнью ради спасения других.
Дадаистский роман французского авангардного художника Франсиса Пикабиа (1879-1953). Содержит едкую сатиру на французских литераторов и художников, светские салоны и, в частности, на появившуюся в те годы группу сюрреалистов. Среди персонажей романа много реальных лиц, таких как А. Бретон, Р. Деснос, Ж. Кокто и др. Книга дополнена хроникой жизни и творчества Пикабиа и содержит подробные комментарии.
Знаменитая историческая повесть «История о Доми», которая кратко излагается в корейской «Летописи трёх государств», возрождается на страницах произведения Чхве Инхо «Прогулка во сне по персиковому саду». Это повествование переносит читателей в эпоху древнего корейского королевства Пэкче и рассказывает о красивой и трагической любви, о супружеской верности, женской смекалке, королевских интригах и непоколебимой вере.
Судьба была не очень благосклонна к маленькому Цедрику. Он рано потерял отца, а дед от него отказался. Но однажды он получает известие, что его ждёт огромное наследство в Англии: графский титул и богатейшие имения. И тогда его жизнь круто меняется.
В этой книге, которая будет интересна и детям, и взрослым, причудливо переплетаются две реальности, существующие в разных веках. И переход из одной в другую осуществляется с помощью музыки органа, обладающего поистине волшебной силой… О настоящей дружбе и предательстве, об увлекательных приключениях и мучительных поисках своего предназначения, о детских мечтах и разочарованиях взрослых — эта увлекательная повесть Юлии Лавряшиной.