Салка Валка - [13]
— Я рад, весьма рад, — сказал он. — Я надеюсь, вы надеетесь, мы надеемся. Желудок, легкие, сердце, печень. Полностью к вашим услугам.
— Большое спасибо, — сказала Сигурлина. — Мы не больны, слава богу. Мы пришли по другому поводу. Дело в том, что мы с дочкой только что прибыли сюда в поселок.
— Только что прибыли. Да. Совершенно верно. Я понимаю. Значит, только прибыли сюда к нам. Хе-хе-хе. Мило. Я бы сказал, почти… восхитительно. Маленький поселок среди высоких гор, чудесное место, не правда ли? Как я уже сказал, полностью к вашим услугам. Хе-хе-хе.
Он скромно и любезно улыбнулся, закрыл глаза и стал потирать руки, словно они у него замерзли или как будто ему хотелось произвести хорошее впечатление на своих посетителей.
— Нелегко двум несчастным без родни и друзей очутиться в краю, где они никогда прежде не бывали, в такую погоду, да еще искать работу, не говоря уже о том, что мы не знаем, где будем ночевать следующую ночь. Что и говорить, — доктор улыбнулся во все лицо, поклонился и остановился перед ними, опустив голову. — Что может быть неприятнее? Полностью с вами согласен. Непостижимо. Жизнь, видите ли! Маленький поселок, дурная погода, нет ни родни, ни друзей, трудно найти работу, нет постоянного жилища, неизвестно, где ночевать. Хе-хе-хе. Все складывается отлично — я понимаю, вы понимаете, мы понимаем. И знаю, мне нечего больше сказать.
— Сегодня утром я была у купца и пастора. Я думала найти у них какую-нибудь работу. Но ничего не оказалось. Никто не хочет брать в дом чужих людей, не из своего прихода. Мне кто-то сказал, что, может быть, вам нужна помощь по хозяйству.
— Совершенно верно. Будто исходит из моего собственного сердца. Почти как в моей собственной практике. Купец, пастор и никто, никто больше. Местечко переполнено. Совершенно переполнено. Кто-то упомянул доктора. Хе-хе-хе. Доктор, аптека, пожалуйста. — Он поклонился, прижав одну руку к груди, а другой указал на стену и выпалил: — Тинктура дигиталис этерэ, тинктура нуцис вомице, тинктура строфаяти, салицилус физостигмикус, хлоратум аммониум сублиматум, хекзаметилентетрами-нум, ацидум салицилиум, ацидум сульфурикум, ацидум натрикум… Вы меня понимаете. Я знаю, что между нами нет и тени недоразумения и никогда не будет. О, мой маленький друг, — он кончиками пальцев потрепал Салку Валку по подбородку. — Разрешите мне? Как свежий цветочек в саду молодом. Наверное, двенадцать?
— Нет, ей только исполнилось одиннадцать, — ответила женщина.
— Одиннадцать! — воскликнул доктор вне себя от удивления и скрестил руки на груди. — Великолепно! Прелестно! Я бы сказал — непостижимо. Какое лицо! Такое сильное, живое! Что за брови, веки, губы — и все в движении! Я бы сказал, что это «тремур пубератис». Как сказал один поэт; в саду распускается прекрасный розовый бутон. Ты видишь, ты слушаешь. Ты замечаешь, ты слышишь. Берег. Небольшой поселок у моря. Мы входим в него и кричим — это жизнь. Мы кричим и уходим — это смерть. Доктор, говорит фру. Медицина, говорит доктор. И тем не менее это только морской берег. Я считаю. Я жду. Я благодарю. Вы надеетесь. Вы понимаете. Вы прощаете.
Все события сегодняшнего утра не ошеломили Сигурлину так, как этот разговор. Она просто оторопела и стояла, как чурбан. Манера разговаривать этого человека, его мысли были так же непостижимы для нее, как и те загадочные запахи, которые исходили из его бутылей. Она со страхом думала о непроницаемой темноте, которая скрывала от нее этого человека, хотя он уверял, что между ними нет и тени непонимания. Может быть, думала она про себя, ей следовало бы еще раз произнести чудесные слова о священной земле обетованной и о распятии Иисуса? Но почему-то ей казалось, что это только усложнит дело. Она сделала еще одну попытку вырваться из этого темного леса премудрости, где людям так трудно понять друг друга. И, ухватив прерванную нить, она продолжала.
— Не знаю, поняли ли вы меня. Дело в том, что я приехала сюда с Севера, я направлялась на Юг, но у меня вышли все деньги, я вынуждена была сойти здесь на берег, чтобы попытаться найти работу. Может быть, вы, по какой-нибудь счастливой случайности, знаете такой дом, где нужна служанка. Я сейчас без крова над головой. Это бы еще куда ни шло, но моя бедная девочка…
— Да-да-да, — перебил ее доктор. — Это как раз то, о чем я говорю. Я вижу, что мы отлично понимаем друг друга. Такой маленький, невинный ребенок! Я искал именно это слово. Лед, как говорят, хе-хе-хе, только лед, ничего больше. Непонятное взаимодействие: сначала лед и ничего больше, потом оттепель и ничего больше. Лед и оттепель, зима и лето, весна и осень. Этого не понимает ни один человек. А мы понимаем друг друга. Так, значит, с Севера, вы говорите? Направлялись к Югу, в столицу, вы говорите? Как будто все всходит из моего собственного сердца. Мы все на пути к Югу. Подумайте только: молодая девушка — рак почек, понимаете? Мы оперируем, вопрос жизни и смерти. Пришлось кое-что удалить из нее. Всего лишь месяц тому назад. После операции она уже не была больше женщиной. Три дня она только и говорила, что о замужестве. Она собиралась на Юг. Доктор помог ей, хе-хе-хе, он понимал ее и сделал все, что мог. Потом она умерла. Сейчас лежит под снегом. Она добралась до Юга.
«Свет мира» — тетралогия классика исландской литературы Халлдоура Лакснесса (р. 1902), наиболее, по словам самого автора, значительное его произведение. Роман повествует о бедном скальде, который, вопреки скудной и жестокой жизни, воспевает красоту мира. Тонкая, изящная ирония, яркий колорит, берущий начало в знаменитых исландских сагах, блестящий острый ум давно превратили Лакснесса у него на родине в человека-легенду, а его книги нашли почитателей во многих странах.
"Говорят, что отец богов когда-то созвал к себе на пир богинь судьбы. Все они знали друг друга, за исключением двух, которые не встречались раньше. Кто были эти богини? Одну звали Искренность, а другую Приличие. Такой пир состоялся сегодня. Сегодня встретились эти две богини, они приветствовали друг друга поцелуем перед лицом всемогущего бога." (Х.Лакснесс, "Милая фрекен и господский дом")
Лакснесс Халлдор (1902–1998), исландский романист. В 1955 Лакснессу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Прожив около трех лет в США (1927–1929), Лакснесс с левых позиций обратился к проблемам своих соотечественников. Этот новый подход ярко обнаружился среди прочих в романе «Самостоятельные люди» (1934–35). В исторической трилогии «Исландский колокол» (1943), «Златокудрая дева» (1944), «Пожар в Копенгагене» (1946) Лакснесс восславил стойкость исландцев, их гордость и любовь к знаниям, которые помогли им выстоять в многовековых тяжких испытаниях.Перевод с исландского А. Эмзиной, Н. Крымовой.Вступительная статья А. Погодина.Примечания Л. Горлиной.Иллюстрации О.
Настоящий сборник составили рассказы лауреата Нобелевской премии 1955 года и Международной премии мира, выдающегося исландского писателя Халлдора Лакснесса: «Сельдь», «Лилья», «Птица на изгороди», «Званый обед с жареными голубями» и «Хромой старик Тур».
Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.
Исландия, конец XIX века. Каменщик Стейнар Стейнссон, как и всякий исландец, потомок королей и героев саг. Он верит в справедливость властей и датского короля, ибо исландские саги рисуют королей справедливыми и щедрыми, но испытывает смутное чувство неудовлетворенности, побуждающее его отправиться на поиски счастья для своих детей — сначала к датскому королю, затем к мормонам. Но его отъезд разбивает жизнь семьи.Роман «Возвращенный рай» вышел в свет в 1960 году. Замысел романа о сектантах-мормонах возник у писателя еще во время его пребывания в Америке в конце 20-х годов.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
Что нужно для того, чтобы сделать быструю карьеру и приобрести себе вес в обществе? Совсем немногое: в нужное время и в нужном месте у намекнуть о своем знатном родственнике, показав предмет его милости к вам. Как раз это и произошло с героем повести, хотя сам он и не помышлял поначалу об этом. .
Алексей Николаевич Будищев (1867-1916) — русский писатель, поэт, драматург, публицист. Роман «Лучший друг». 1901 г. Электронная версия книги подготовлена журналом Фонарь.
«Анекдоты о императоре Павле Первом, самодержце Всероссийском» — книга Евдокима Тыртова, в которой собраны воспоминания современников русского императора о некоторых эпизодах его жизни. Автор указывает, что использовал сочинения иностранных и русских писателей, в которых был изображен Павел Первый, с тем, чтобы собрать воедино все исторические свидетельства об этом великом человеке. В начале книги Тыртов прославляет монархию как единственно верный способ государственного устройства. Далее идет краткий портрет русского самодержца.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
Жил на свете дурной мальчик, которого звали Джим. С ним все происходило не так, как обычно происходит с дурными мальчиками в книжках для воскресных школ. Джим этот был словно заговоренный, — только так и можно объяснить то, что ему все сходило с рук.