Саладин - [13]
Правда, вслед за этим он тут же — и вновь очень верно — поясняет: «В Европе полководец был прежде всего рыцарем в своем войске. Он дрался в первых рядах своих воинов, ободряя их и увлекая за собой. В европейской тактике решающее значение имел тот боевой порядок, в который выстраивалось войско перед битвой. Полководец в любом случае не мог быстро изменить его, поскольку главная ударная сила — тяжелая рыцарская конница — была малоповоротлива. И в любом случае полководец, даже находясь за линией своих войск, где-нибудь на холме, имел мало средств повлиять на ход битвы. Его связным трудно было пробраться через плотные боевые порядки и найти полевых командиров, которые могли бы попытаться осуществить требуемый маневр. Гораздо больше толку было от полководца в качестве полевого командира, особенно если он такой искусный воин, как Ричард Львиное Сердце. Непосредственно командуя отрядом рыцарей на поле сражения, полководец, так или иначе оценивая обстановку, мог со своим отрядом ударить в том пункте, который ему казался решающим, и попытаться склонить чашу весов в свою пользу.
У азиатских народов, особенно кочевых, к которым и принадлежал Саладин со своим тюркским войском, традиция была иная. Кочевники привыкли воевать на широких просторах, первоначально главный упор делая на легкую конницу, способную быстро перемещаться по степи. Поэтому полководцу в случае сражения выгоднее было находиться на холме в тылу своих войск, чтобы максимально широко обозревать поле битвы. С помощью конных связных полководец мог достаточно быстро повернуть те или иные отряды своего войска или подбросить им конные подкрепления. Кроме того, для европейских монархов почетна была рыцарская смерть в бою, и особенно во время Крестового похода. Им и в голову не могло прийти каким-то особым образом печься о сохранении собственной жизни, и они бы с гневом отвергли всякую попытку своих подданных позаботиться об их безопасности и увести их с поля боя, иначе бы их заподозрили в трусости. Наоборот, в восточных монархиях личность правителя была священна для их подданных, и те должны были всячески заботиться о сохранении его жизни. Поэтому для султана, хана или халифа не было ничего зазорного в том, чтобы не принимать личного участия в сражении в качестве полевого командира и рубиться с врагом на мечах (саблях) или пытаться поразить его копьем. Султана-полководца старались разместить в таком месте, чтобы оттуда было хорошо видно поле сражения, но при этом монарх не подвергался бы непосредственной опасности. Поэтому-то Саладин и не участвовал в боях»[26].
Во всех биографиях Салах ад-Дина отмечается, что приказ дяди стал для него «подобен удару ножа под сердце».
«Клянусь Аллахом! — якобы ответил Салах ад-Дин Ширкуху. — Даже если мне пообещают все богатства Египта, я все равно не хочу туда ехать!»
И 25-летнего сына одного из самых богатых и влиятельных людей Дамаска вполне можно было понять. Салах ад-Дин в тот период своей жизни просто не представлял, как можно оставить уютную жизнь во дворце, вечерние посиделки с друзьями с чтением и обсуждением новых стихов за чашей запретного вина, неспешные беседы в бане или страстные объятия куртизанок… И ради чего?! Даже не ради освобождения земель ислама от франков, а чтобы помочь напыщенному и глупому визирю шиитского, то есть еретического Египта вернуть себе власть?!
Но приказ отца и дяди, решивших, что он уже вполне взрослый муж, чтобы попробовать его в деле, не оставлял молодому эмиру иного выбора. Впоследствии, вновь и вновь мысленно возвращаясь к тому дню, он будет не раз говорить, что в жизни человека бывают такие моменты, когда он оказывается не властен над своей судьбой, и ему не остается ничего другого, как следовать воле и Промыслу Бога, у которого Свои планы на жизнь человека, и проникнуть в них смертным до времени не дано.
Салах ад-Дин вместе с отцом стал готовиться к походу, на ходу обучаясь искусству определять, какое количество провианта и запасы воды следует взять для армии, насчитывающей несколько тысяч человек; сколько необходимо верблюдов, чтобы провезти этот провиант, каково должно быть число сменных лошадей, палаток и всего прочего, что может понадобиться во время длительного перехода.
В конце марта — начале апреля 1164 года Ширкух и Салах ад-Дин во главе «экспедиционного корпуса» выступили из Дамаска в направлении Египта.
При желании этот путь можно было проделать за несколько дней, но тогда небольшая армия Ширкуха по дороге почти непременно столкнулась бы с крестоносцами. Это могло привести к разглашению тайны похода, а затем и просто к уничтожению всего корпуса.
Поэтому Ширкух повел своих аскаров в обход — сначала вдоль восточного берега Иордана, потом, переправившись через него у Мертвого моря, по пустыне Негев. К Синайскому полуострову он вышел в районе современного израильского города Эйлата (Айлы). В походе эту армию сопровождали проводники-бедуины, хорошо ориентировавшиеся в этих местах без всякой карты и, что немаловажно, знавшие, где находятся источники воды, ценящейся в пустыне куда дороже золота.
