Саладин - [115]

— Да, но как только часть армии выедет на водопой, Саладин стрелой вылетит из города и перебьет остальную, — возразил Ричард.

Наконец после бурных сборов было решено избрать 300 выборщиков из числа самых знатных рыцарей, которые, в свою очередь, должны были выбрать 12 человек из своего числа, а те — трех, которые и должны были решить, как крестоносной армии поступать дальше — идти на Иерусалим или нет. Решение этой троицы должно было быть оглашено утром 5 июля.

Европейские хроники также подробно, даже более красочно, чем мусульманские, описывают то судьбоносное совещание, и в целом их версии совпадают. Герцог Бургундский требовал наступать на Иерусалим, но Ричард отказывался взять на себя такую ответственность, мотивируя это не только нехваткой воды, но и тем, что крестоносцев было слишком мало, чтобы осадить город, а пути их снабжения было легко перерезать. «Если вы желаете испытать приключение, я вас по-дружески стану сопровождать, но не стану во главе Крестового похода, чтобы потом не сказали, что это я погубил армию!» — провозгласил Ричард.

В итоге окончательное решение было принято не троицей, а советом из двадцати человек, в который вошли пять тамплиеров, пять госпитальеров, пять иерусалимских баронов и пять знатных рыцарей. Совет всю ночь заседал в шатре магистра ордена госпитальеров, и именно последние убедили короля отказаться от кампании, а вместо этого добиться перемирия с Салах ад-Дином. Совет также порекомендовал начать готовить наступление на Вавилонию, то есть Каир, но все понимали, что это — не более чем слова.

И 6 июля армия Ричарда начала отступление от Бейт-Нобля в сторону Рамле, что с ликованием было встречено в лагере мусульман. Салах ад-Дин снова оказался баловнем судьбы и любимцем Аллаха, а Ричард упустил своей последний шанс войти в историю как «освободитель Иерусалима».

Рассказывают, что во время отступления один молодой рыцарь подъехал к королю и сказал, что если взобраться на стоявшую неподалеку гору, то с ее вершины можно увидеть Иерусалим (обратите внимание: без всякого бинокля, которых в то время просто не было). Но Ричард в ответ только отрицательно покачал головой.

— Недостойные отвоевать Святой град недостойны и смотреть на него! — ответил он со столь присущим ему чувством слова.

По другой версии, однажды, преследуя сарацин, совершивших очередную вылазку к христианскому лагерю, Ричард доскакал до высот Эммауса, с которых был виден Иерусалим, и, разрыдавшись, закрыл лицо щитом, стыдясь смотреть на Святой град, которым так и не решился овладеть.

Но если отставить в сторону эту красивую рыцарскую легенду, нельзя вновь не задуматься над тем, что все произошедшее еще раз обозначило значимость Иерусалима на этот раз не в мусульманском, а христианском общественном сознании.

Да, Иерусалим был, безусловно, дорог и важен христианам, а Ричард Львиное Сердце был одним из символов стремления сюда сердец католиков. Но при всем этом Святой град не стал для Ричарда idea fix; он не был готов на безумство ради этого города. И когда на одной чаше весов оказалась судьба Англии, а на другой — Иерусалима, Англия перевесила — так же как судьба остальных исламских земель перевесила Иерусалим на совете Салах ад-Дина. Ни мусульмане, ни христиане-католики, таким образом, не могли отнести к себе строки псалма Давида: «Если забуду тебя, Иерусалим, да будет забыта десница моя, пусть язык мой прилипнет к небу моему…».

Так сама история дала ответ на вопрос о том, кому же по неотъемлемому историческому праву должен принадлежать суверенитет над городом, святым для всех адептов трех авраамических религий.

* * *

В тот же знаменательный день 6 июля к Салах ад-Дину прибыл в сопровождении двух рыцарей захваченный в плен эмир аль-Хаджиб Юсуф Сахиб аль-Маштуб с вестью, что после оглашения решения совета Ричард призвал его к себе и попросил стать посредником на переговорах с Салах ад-Дином.

«Скажи своему господину, — гласило послание Ричарда, — что я больше не в состоянии продолжать и что самым лучшим для нас будет прекращение кровопролития. Однако не думай, что это из-за того, что я слаб; это для нашего общего блага. Выступи в качестве посредника между султаном и мной и не обманывайся тем, что я переношу мой лагерь; таран возвращается, чтобы нанести новый удар» (Ч. 2. Гл. 158. С. 368).

Таким образом, «роман по переписке» между Салах ад-Дином и Ричардом возобновился. Следующее письмо от английского монарха было доставлено 10 июля.

«Король Англии говорит: я стремлюсь заслужить твою дружбу и благосклонность; у меня нет желания быть фараоном, чтобы править этой страной, и я полагаю, что и ты к этому не стремишься. С твоей стороны неправильно желать, чтобы все мусульмане погибли, равно как и с моей стороны неправильно обрекать на гибель всех франков. И вот есть граф Анри (Генрих Шампанский. — П. Л.), сын моей сестры, которому я передал во владение все эти области; рекомендую тебе его и его войско. Если ты пригласишь его сопровождать тебя в походе на Восток, он с удовольствием примет твое приглашение… Во многих случаях изгнанные монахи просили тебя вернуть им церкви, и ты никогда не показал себя скаредным, а теперь я обращаюсь к тебе с просьбой отдать мне церковь. Обещаю тебе отменить все, что было тебе неприятно в моих прежних переговорах с ал-Маликом ал-Адилем, и оставить все мысли об этом. Не отдашь ли ты мне, в таком случае, голое место и остатки тамошней святыни?» (Ч. 2. Гл. 159. С. 369).