Сакральные древности Крыма. Мифы, легенды, символы, имена и их отражение в искусстве - [52]

Согласно рассказам античных писателей, людям, бывавшим на острове, случалось не раз видеть издали мощную, красивую фигуру героя, слышать его пение, а иным довелось и беседовать с ним. Все, посещавшие остров, оставляли на нем приношения, и спешили покинуть его берега до заката солнца. Во всяком случае, селиться на острове запрещалось, ибо он принадлежал Ахиллу. «Владеет Эант Саламином отцовским, а на Эвксинском Понте владеет Ахилл светлосияющим островом», — говорит Пиндар в IV Немейской оде. Ранее Пиндара Алкей называет Ахилла «владыкой Скифии». Таким образом, пишет И. Толстой, уже в начале VI века до н. э. имя Ахилла неразрывно связано с представлением о далекой северной окраине, у берегов сурового моря. Множество кораблей ходило с незапамятных времен мимо Левки, и у греческих моряков сложились о ней рассказы один причудливее другого. Так, рассказывали, что Посейдон создал остров для Ахилла и Елены, здесь была отпразднована их свадьба, на которой присутствовали Посейдон, Амфитрита и все божества, владеющие Меотидой и Понтом. В других легендах супругой Ахилла становится Ифигения, в третьих — Медея. Легенды об Ифигении и волшебнице Медее принадлежали к числу наиболее популярных в Причерноморье и поэтому неизбежно должны были быть связаны с легендой Ахилла. Многим Ахилл показывался во сне, но иногда видели его и наяву: когда в море грозит морякам опасность, он появляется над мачтой корабля и дарует спасение^[128].

В 1823 году остров Фидониси (он же Змеиный), — древнюю Левку, посетил капитан-лейтенант Черноморского флота Критский, который снял подробный план острова с расположением руин, позднее изданный. В 1841 году экспедиция Н. Н. Мурзакевича, отправившаяся для изучения руин от имени Одесского императорского общества истории и древностей, нашла на месте остатков храма лишь груды камней. Оказывается, подрядчик, взявшийся за постройку маяка, попросту использовал древние камни. Остались лишь отдельные куски, как с грустью пишет Мурзакевич, «убедительно свидетельствующие об изяществе бывшего храма»^[129]. Тем не менее последующие раскопки дали немало ценного: вотивные дары (украшения, сосуды, надписи со славословиями Ахиллу), а также множество монет, свидетельствующих о популярности храма — из Афин, а также из всех колоний черноморского побережья.

Итак, спустя полстолетия к этому сюжету обращается немецкий исследователь X. Хоммель. Развивая выдвинутую И. Толстым идею, он высказывает мысль, что Ахилл «первоначально был владыкой мертвых, поселенных в обители блаженных в далеком море, и только затем в традиции рапсодов превратился в героя Троянского цикла». Поскольку Ифигения на Левке является нам, согласно одной версии, супругой Ахилла, постольку напрашивается вывод, что его спутница в более древнем пласте мифа сама царит там, подле Ахилла, как владычица мертвых»^[130].

Таким образом, И. И. Толстой и его продолжатель X. Хоммель пересказали нам греческое восприятие легенды и культа. Однако миф, где Ахилл предстает владыкой моря и острова, явно не греческий, скорее всего, он имел местные, скифские корни. Именно на это обратил внимание известный антиковед М. Ростовцев; в своих критических замечаниях на книгу И. Толстого он подчеркивал, что необходимо исследовать местное начало этих культов, не ограничиваясь только греческим их переложением^[131].

Сегодня усилиями многочисленных исследователей реконструирована картина мира Скифии и, шире, — индоевропейского культурно-языкового семейства. В ней выделяются устойчивые символические структуры, позднее облекшиеся мифологической тканью разного цвета и рисунка. Это символы полярной оси в образе Древа мирового, «острова», где оно «растет»; три мира — верхний средний и подземный — через которые оно проходит; три категории богов, царящие в каждом из миров, и, сообразно этому — общественное устройство с делением народа на три сословия — священнослужителей, воинство, земледельцев — каждому из которых присущи свои добродетели. Наиболее четко эта картина мира изложена выдающимся французским исследователем — академиком Ж. Дюмезилем^[132]. Вот почему греки, сталкиваясь на северопричерноморской периферии с более архаичным строем образов и представлений, более или менее смутно «узнавали» своих богов и древние верования. Однако к моменту этой встречи в менталитете греков мифологическое мышление все заметнее уступало место более рациональному восприятию мира: соответственно, и миф «облитературивался», утрачивая свою ясную и четкую структуру.

Итак, начнем с острова. Собственно остров есть место изначально сакральное, особенно в представлении северных народов. Эпитет «белый» усиливает и подтверждает это. В индоевропейской триаде белый — цвет священнослужителей; далее идет красный — цвет воинства и черный — цвет земледельцев (оба последних соответствуют «скифам-царям» и «скифам-пахарям» по Геродоту). Блаженный остров, Элизий гипербореев, Зеленый или Стеклянный остров кельтов, Белый остров древних ариев, русское Беловодье…

Всякий остров есть образ центра мира: это место, где проходит мировая ось. Ось невидима и неподвижна, и место, где она проходит, символически обозначено как «остров спокойствия». Это — прообраз всех «счастливых» и «блаженных» островов. Образом оси является растущее на нем дерево — Древо мировое, нередко стоящее на холме или кургане — еще один образ оси, «мировая гора». Сакральная пустынность этого острова — кажущаяся: на нем возможны любые чудеса. Это «чудный остров», по выражению А. С. Пушкина. Более того, место, где проходит «мировая ось», есть особое место общения с богами подземного и небесного миров по вертикали: какой-нибудь зверек, умеющий легко взбираться на дерево, с детской наглядностью нам это демонстрирует. Им может быть и «кот ученый», и белка, живущая в хрустальном домике во дворе князя Гвидона…