Сахарный ребенок. История девочки из прошлого века, рассказанная Стеллой Нудольской - [5]
И вот уже опять вечер. Няня укладывает меня в постель, рядом садится мама. И начинается очередное волшебство: мама рассказывает вечернюю сказку и в заключение тихонько поёт «Ходит дрёма возле дома, ходит сон близ окон». Я засыпаю.
Завтра будет утро и опять будет счастье.
II. Война с Мышиным королëм
Проснувшись однажды утром, я увидела маму и няню, зашивающих животы моим плюшевым игрушкам – тигру и медведю. Мама сказала, что ночью была война между игрушками и Мышиным королём, тигрёнок и мишка пострадали, вот они их и лечат. Война, видимо, была очень жестокая, потому что в большой комнате все книги и вещи вперемешку валялись на полу.
– А где папа? – спросила я.
– Срочно уехал в Горький, – ответила мама. Видно, ей было очень горько, и этот город первым пришёл ей на ум. В эту ночь, с 13 на 14 февраля 1936 года, арестовали и увезли папу. Мне шёл тогда пятый год.
Самого́ ареста и обыска я не помню: я крепко спала, не проснулась, даже когда меня вынули из кроватки, чтобы обыскать и её. Как потом рассказывала мама, я открыла глаза, увидев военных, продекламировала: «Есть у нас красный флаг, он на палке белой; понесёт его в руках тот, кто самый смелый» (стихи из последнего «Мурзилки») – и тут же заснула.
Жизнь продолжалась. Вроде бы всё было по-прежнему, но мама перешла на какую-то другую работу (из Наркомата сельского хозяйства её уволили на следующий же день после ареста мужа), и, видимо, денег в доме стало гораздо меньше. Пропали конфеты, фрукты, и вообще «вкусненькое» появлялось крайне редко. Соседи из другой, коммунальной квартиры делали вид, что нас не замечают. Однажды сосед N предложил маме обменять нашу большую квартиру на его маленькую комнату, но мама отказалась. Вскоре по заявлению N пришла комиссия, чтобы «изъять» у нашей семьи «излишки площади». Мама была на работе, дома – только мы с няней.
Чтобы чем-то меня занять, няня дала мне два маленьких яблока и выставила на лестницу. Там было пусто. И скучно. Есть яблоки не стоило: я знала, что одно мне няня даст после обеда сегодня, а второе – завтра. Видимо, яблоки мне дали, чтобы отвлечь от взрослого разговора в квартире. Не очень-то я и хотела их слушать! Дверь отворилась, и на площадку вышел человек. Сделав несколько шагов, он посмотрел на меня:
– А ты что тут делаешь?
– Стою. И держу два яблока.
– Может быть, угостишь меня, а то мне тоже скучно тут стоять?
Я с готовностью протянула ему оба яблока – на выбор. Усмехнувшись, он взял оба, и они утонули в его большой руке. Яблок было ужасно жалко, но как отобрать их назад? Мы немножко поговорили про то, кого как зовут; я узнала, что он работает архитектором, то есть придумывает, какие дома нужно строить, и сообщила, что я тоже люблю придумывать разные истории. И тут я сообразила, как вернуть эти два яблока.
– Давайте поменяемся: вы отдадите мне эти два маленьких яблока, а я принесу вам одно большое.
– Хорошо, – согласился он и протянул мне яблоки.
Я не спеша вошла в квартиру, но, едва дверь закрылась, стремглав бросилась в детскую. Засунув яблоки подальше под подушку, чинно вышла обратно, держа руки за спиной. Скромно опустив глаза, я проговорила:
– Я отдам вам большое яблоко, когда сама вырасту большая, ладно?
– Договорились, – рассмеялся мой собеседник. – А не хочешь леденцов?
– Спасибо, хочу. Раньше, когда папа приходил с работы, у него всегда в кармане были яблоки или конфеты. А сейчас нету ни папы, ни конфет. Он очень далеко уехал и вернётся очень нескоро. Я уже большая буду. Но мы с мамой решили, что мы всё равно его будем ждать. Вот и ждём.
Комиссия, захватив моего собеседника, удалилась. Заключение районного архитектора гласило: «Поскольку семья проживает в одной комнате, разделённой фанерными перегородками на несколько помещений, излишки площади изъятию не подлежат». Действительно, наша квартира в прошлом была, видимо, большим залом с тремя окнами и балконом. Фанерные, оклеенные обоями перегородки превратили его в спальню родителей, гостиную, детскую и комнатку без окон, где спала няня.
Квартиру у нас не отобрали и вроде бы оставили нас в покое. Тогда мы не знали, что обозлённый сосед начал писать на маму доносы во все мыслимые инстанции.
Летом тридцать шестого года пришла открытка от папы, внизу он крупными буквами написал мне, что уехал очень далеко и писать будет редко, а когда заработает много денег, вернётся и купит мне много игрушек. Открытка была испачкана углём (отец выбросил её из окна вагона возле Иркутска в надежде, что кто-то подберёт и опустит в ящик), весь текст был написан микроскопическими буквами, и между прочим там сообщалось: «Нас везут на Колыму». Но на всё это я не обратила внимания. Главное я поняла: папа когда-нибудь вернётся.
Мама, как всегда, играла со мной во все наши игры, пела мне. Но в доме стало тихо: перестали приходить гости, замолчал телефон. Во дворе «приличные» дети перестали со мной водиться, зато дворовые мальчишки больше не дразнили меня, не дрались, а брали с собой играть в казаков-разбойников, лапту, чижа и даже не ругались, когда я била палкой мимо чижа.
А вечерами мама по-прежнему рассказывала мне истории – уже не сказочные, а настоящие. Про отважных капитанов, верных присяге и стоявших на мостике, когда их корабли уходили под воду, не спуская флага. Про Жанну д’Арк, сожжённую на костре, про Коперника и Галилея. Про декабристов и их жён. Про моих прапрадедов, бывших со времён Петра I артиллерийскими офицерами, про прапрабабушек – фрейлин Её Императорского Величества. Про честь и мужество, верность долгу и Родине.
