Сахара и Судан (Результаты шестилетнего путешествия по Африке) - [63]
Хотя эти люди немало удивились появлению христианина, до сих пор никогда ими не виданного, о которых они лишь слышали много неблагоприятного, тем не менее сначала они были очень приветливы и участливы, а кашелла Хасан отвечал понятливо и без обиды на мои вопросы относительно подразделений племени и их размещения. Он тоже знал предание о связи между даноа и манга, хотя и не мог добавить никаких подробностей, кроме того, что еще одним, и, возможно, самым главным составным элементом его племени являлись булала. Большинство даноа прежде жили в долинах, которые находятся южнее Нгури в непосредственной близости от Чада и объединяются в округ под названием Бари. После ссоры их обитателей с соплеменниками из Нгури, которая стоила жизни и брату кашеллы Хасана, почти все они покинули свои долины, причем большинство отправилось в Нгури и его окрестности. От их тесного объединения зависело их существование в качестве народа. Только держась сообща и пользуясь естественным прикрытием в виде густого леса, они могли еще надеяться противостоять улед-солиман и жителям Вадаи и поддерживать остатки своей самостоятельности. И все же первый шаг к ее потере был сделан уже тогда, когда их глава принял утверждение в качестве племенного вождя от алифы в Мао, как представителя короля Вадаи!
Впрочем, общительность и мирное настроение кашеллы Хасана начали быстро убывать, когда я стал слишком обстоятельно расспрашивать об отношениях даноа с Вадаи, о расположении их долин и количестве воинов, да еще время от времени делал заметки. Он сделался подозрительным и замолчал, но, поскольку у меня не было намерения ни задерживаться в этом своеобразном окружении, ни вновь возвращаться туда, я должен был воспользоваться встретившейся возможностью и собрать как можно больше сведений. Когда кашелла не только потерял разговорчивость, но и стал обмениваться озабоченными взглядами со своими товарищами, вмешался Бу Алак, попытавшийся доходчиво объяснить мое странное поведение и поддержать мой падающий авторитет. Он обрисовал почти детское пристрастие христиан к путешествиям, их любознательность в отношении стран и народов, но также и их могущество, в особенности же добрые отношения моей страны с повелителем всех правоверных в Стамбуле. После этого кашелла несколько успокоился, но с моими безобидными вопросами и его непосредственными ответами было покончено.
Моему желанию посетить город нгиджем Дибелончи, лежащий в трех часах пути дальше на юго-запад неподалеку от Чада и более плотно населенный, нежели Нгури, не суждено было сбыться. Между Нгури и Дибелончи находятся шесть долин, из которых три северо-восточные принадлежат даноа, а три юго-западные — нгиджем. В высшей степени вероятно, что эти последние являются остатками булала и живут в Дибелончи, насчитывающем якобы тысячу очагов, смешавшись с многочисленными элементами канембу. Мы доехали до границы их территории, но ни Бу Алак, ни кашелла Хасан не решились на дальнейшее продвижение. Мои спутники утверждали, что с одного из высоких берегов пройденных нами долин можно заметить Чад, но я не сумел его увидеть.
До возвращения в Металлу мне удалось еще посетить базар, происходивший как раз в Нгури, где продавалось: из скота несколько ослов и быков; из продуктов земледелия немного хлопка, кукурузы и проса; из ремесленных изделий по нескольку наконечников копий, ножей и стрел, а из привозных товаров — немногочисленные борнуанские тобы. Хотя этот базар в целом посетило все же человек пятьсот, он производил весьма бедное впечатление. На нем я познакомился с весьма заинтересовавшей меня личностью — вождем кури с Чада, мужчиной изрядного роста, широкоплечим и дородным, с черным цветом кожи и одетым в темное платье. Хотя он и пригласил меня посетить остров Кури, тем не менее смотрел на меня, по-види-мому, с тем же подозрением, что и присутствовавшие при этом даноа.
Недоверие этих последних со временем так ясно проступило в выражении их лиц, что я начал опасаться, как бы вызываемое подозрение не приняло у них просто враждебного характера. Я быстренько постарался направить их мысли в ту сторону, где они сами могли бы извлечь пользу из моего присутствия, и заговорил о своих врачебных способностях. Это на некоторое время превосходно помогло. Хотя я и не приобрел громкой славы от посещения некоторых страдающих малярией людей, но все же у одной женщины среди тех больных, к которым меня водили, я обнаружил воспаление и нагноение грудной железы — явная удача для поддержания репутации проезжего врача, ибо вскрытие не слишком поверхностного абсцесса путем надреза редко не производит благоприятного впечатления. Я попытался также вернуть себе расположение кашеллы Хасана, пообещав ему средство против отравленных стрел его соплеменников — некоторые подразделения даноа разделяла, по-видимому, многолетняя вражда. Уже на следующий день его стало занимать это предложение, а надежда на его исполнение обеспечила мне внимательное отношение. Однако мой дипломатический прием действовал не долго; вскоре настроение снова стало подавленным и неприятным. Даже Бу Алак поддался этому впечатлению и шепнул мне, что на душе у него тревожно. Тогда, стараясь не привлекать внимания, мы бросились туда, где стояли наши лошади, прыгнули в седла и рассыпались в прощальных и с виду весьма сердечных словах перед нашими сомнительными друзьями. Мы не задерживались больше в Металле, распрощались с нашим хозяином Беше и тотчас же поскакали назад в Ягуббери. Вернувшись туда поздно вечером, мы застали дома
