Сага о Хродвальде - [67]

Альтинг неизменно собирал множество скальдов, и всегда их было больше чем тех, кто хотел представить поэтический труд на суд бога. Впрочем, так бывает всегда. Собери армию в пять сотен храбрецов, отбирая тщательно каждого, и Хродвальд готов поставить Рафнсвартр, что в бою и половина из них не ударит копьем в щит врага. Так часто говорил ему отец, а ему его отец. А под Херверстадиром молодой ярл утвердился в этом мнении и сам.

Хродвальд плохо понимал смысл этого ритуала. Торвальд считал, что Брагги одаривает не тех, кто ему понравился, а тех, чьи песни он одобряет.

Поэтому часто бывало так, что песня удостоенная лишь кивка Брагги разлеталась по всему Браггиленду, и её можно было услышать в каждом стадире чаще, чем соловьиные трели. И наоборот, осыпанный подарками бога скальд с удивлением мог узнать, что признание бога вовсе не значит, что его песни будут петь люди.

Первые пятеро скальдов уже спели свои песни, и один из них удостоился отреза ткани. Теперь он сидел гордо поглядывая на других.

В Браггиленде была поговорка — “Не хочешь ничего пропустить, приходи на состязание скальдов в конце”. Так и было, те от кого ожидали большего, обычно пели в самом конце.

Атли пел последним.

Хродвальд с остальными выслушал молодого скальда, что с помощниками раззадорил зрителей веселой и бойкой мелодией, и простенькой песней о девицах что любят скальда не за песни, а за три коровы в его стадире. Удостоившись лишь кивка Брагги, скальд тем не менее остался очень доволен, потому что его поддержали одобрительным гулом зрители. Даже Хродвальд понял — эту песенку будет петь половина Браггихольма следующие пару месяцев.

Пока молодой скальд пел, в Браггихольм набирался народ. Пришло даже несколько конунгов. В том числе и Торвальд с Вальгардом. Они тоже не стали садиться за стол, а коротко кивнув Хродвальду, встали со своими хирдманами рядом.

— Меня зовут Атли, и я буду петь сагу! — зычно крикнул Атли, подходя к Брагги. Саги были важной частью жизни Браггиленда, и не только потому что бог любил складные слова. Саги были как старики, что делятся мудростью. И их слушали как стариков — с сомнением, но стараясь уловить важное. Ведь если уж ты дожил до преклонных лет, значит ты сделал и знаешь то, что не сделали или не знали те, кто не дожил. Выходит, это важно. Но некоторые саги были больше чем рассказом о жизни. Некоторые саги пелись часто и слушать их любили. Такие саги были не просто голосом предков, такие саги были сердцем и мыслями народа севера.

Поэтому, если уж скальд прямо говорил, что пришел петь богу сагу… Это был серьезный шаг. Теперь простого кивка Брагги было недостаточно. Если бог одарит скальда, то остальные скальды запомнят его сагу, и обязательно споют её у очагов приютивших их стадиров. И её узнает весь север. Сагу об отце Хродвальда, Сноре, Брагги удостоил лишь кивком, и её вряд ли знали за пределами Фьорда Семи Битв.

Но бывало и так, что бог огорченно качал головой, иногда даже прерывая этим песню скальда. И это становилось известно всем на севере даже быстрее, чем красивая сага. Тогда тень пренебрежения ложилась не только на недостойного скальда, но и на тех кто упоминался в его саге. У Хродвальда были причины волноваться.

— Зачем он так сказал? — это не выдержал Нарви — Спел бы просто как песню, Брагги бы его точно наградил… А теперь, если он осрамиться?!

— Я все думаю, была ли наша ведьма под шкурами голой? — неожиданно сказал Айвен.

— Я так не думаю. Ведь если бы это было так, то я бы заметил её одежду.

— Она могла спрятать её под шкуры, чтобы не надевать холодной! — немедленно переключился Нарви.

Хродвальд посмотрел на Нарви и остальных неодобрительно. Словно старики, которым только и осталось что обсуждать, а не делать. Он приложил палец к губам, призывая к тишине. Выглядеть молодой ярл старался уверенно, но в душе словно бесновались ветры, вызванные волшебной свирелью Брагги. Атли достал… Что это? Барабан?! Явно сделанный здесь, на севере, но по образу тех, что отбивали ритм мертвецам на черной галере.

Хродвальд почувствовал себя плохо, очень плохо. Почти так же плохо, как в тот раз когда он упал без чувств после боя на Черной Галере. В глазах потемнело, но Хродвальд сжал зубы, и тяжело задышал, стараясь прийти в себя. И одновременно сохранять на лице спокойное выражение.

Мельком взглянув на братьев, Хродвальд увидел неверие и беспокойство на лице Торвальда. Лицо Вальдгарда, как и подобает ярлу, было не проницаемо. Но Хродвальд знал куда смотреть — руки Вальдгарда судорожно искали на поясе меч. Верный признак волнения.

К счастью, Атли призвал на помощь скальда, славящегося своей игрой на флейте, и другого, с лирой.

А потом по Браггихольм заполнил глухой ритм барабана. Он был очень похож на тот, что отбивали для мертвых гребцов на Черной Галере. Но только похож. Он звучал лучше. Словно дождавшись, пока в чертоге утихнет удивленный гул людей, которые еще не разу не видели барабана, к ритму присоединилась флейта.

Атли начал рассказ. Это трудно было назвать пением.

— Хродвальда крутобокий олень, землей кораблей идя…

Начал Атли. Слишком просто! “Крутобокий олень” это старый кенинг для корабля. И редко его говорят для драккара. Хотя, трудно не согласиться, что первый драккар Хродвальда был больше похож на кнорр. Да и “земля кораблей” тоже слишком старый, слишком простой кеннинг, даже не надо думать чтобы понять его! Хродвальд сжал кулаки, и опустил глаза вниз.