Сафьяновая шкатулка - [93]
Волох медленно ставит бокал на стол, с явно преувеличенным интересом смотрит на меня.
— О людях ты не шибко высокого мнения, скажем честно. Ты уж прости, я ведь не умею говорить намеками.
Что верно, то верно. Но за это полушутливое признание я готов набить ему морду. Кажется, мне было бы легче, если бы он сказал: ведь ты не веришь мне, хотя мы не первый год друзья. Но ему и в голову не приходит эта мысль.
Я говорю устало:
— Известная недоверчивость…
— Скажем яснее: подозрительность, — уточняет он.
— Недоверчивость, — упрямо настаиваю я, — это ведь в какой-то мере наша профессиональная обязанность.
— Да ну! С каких это пор?
— Не преувеличивай, я сказал — в какой-то мере.
— Ерунда. В таких вещах меру никто не устанавливает, — обрывает он. Затем встает и в носках бесшумно ходит по комнате. Походка у него развалистая, как у медведя. — В технике существует такое выражение: моральный износ. Это когда оборудование на ходу, но его надо выбрасывать.
Я поднимаю бутылку, легонько встряхиваю, выливаю оставшееся вино в свой бокал и пью.
— Не знаю, Олег, возможно, ты прав.
— Тебе очень трудно приходится?
— Ну, это уже из другой оперы, — смотрю на часы. — Устал я очень. Спать хочется. Ты бы все-таки зашел как-нибудь, а то Мария коситься стала на меня.
— Приду, конечно, — ворчит он беззлобно. — А от моего дела ты лучше откажись, не ровен час, неприятности наживешь. Ведь все знают, что мы друзья.
Он даже сейчас беспокоится обо мне. Я готов послать его к черту.
— Посмотрим, что экспертиза покажет, — говорю я. — Спокойной ночи, Олег.
— Будь здоров, Алешка.
Дверь за мной закрывается. Во мне тягостное ощущение того, что мы сейчас простились всерьез и надолго.
От дома до прокуратуры километров пять. На электричке можно доехать за несколько минут, благо станция всего в двадцати шагах. Утро теплое, золотистое. Солнце, едва поднявшееся над ближайшим холмом, бьет мне в глаза. Я решаю пройти эти пять километров пешком, через пустырь. За последнее время мне так редко удается хорошенько прогуляться, что я заранее радуюсь предстоящему путешествию.
Утренний прохладный ветерок врывается в распахнутый ворот моей сорочки, раздувает ее парусом на спине, ласково щекочет грудь, разгоряченную от быстрой ходьбы. Неприятный осадок от вчерашнего разговора с Олегом и Марией, тревоживший меня всю ночь, постепенно исчезает.
В прокуратуру я прихожу в десятом часу утра. Проходя по коридору, вижу женщину. Поразительно знакомое лицо. Я останавливаюсь как вкопанный. Это же Олеся… Одетая с ног до головы в черное, она сидит напротив комнаты следователя и смотрит в раскрытое окно. Мне не очень приятна эта неожиданная встреча с бывшей женой Олега.
Увидев меня, Олеся быстро встает, оправляет платье.
— Алексей! Боже, целую вечность не виделись!
— Да, пожалуй, не меньше, — говорю я с холодной учтивостью. — Что вы тут делаете?
— Я к следователю пришла. Впрочем, вас тоже хотела видеть.
— Что ж, пройдемте в кабинет.
Я пропускаю ее вперед и, пока она проходит в дверь кабинета, внимательно присматриваюсь к ней. Она по-прежнему хороша. Даже черное траурное платье не старит ее. Тот же гибкий стан, та же гордая, царственная посадка головы. Время, видимо, несется мимо, не касаясь ее…
— Я знаю, Алексей… — несколько смущенно начинает Олеся. — Я знаю, что вы всегда относились ко мне немного, как бы Это сказать… ну… неприязненно, что ли… предвзято…
Да, видимо, она куда проницательнее, чем кажется с виду.
— Разве это имеет отношение к делу? — мягко перебиваю я. — Впрочем, если говорить в таком плане, то вы ошибаетесь. Я к вам никак не отношусь. Хотя бы потому, что мы не виделись целую вечность.
Олеся недовольно пожимает плечами.
— Право, я даже не знаю, сказать ли вам: спасибо хоть за это?
— Лучше переходите прямо к делу.
— Как угодно, — сухо отвечает Олеся. — Я хотела посоветоваться с вами. Мне сказали, что я имею право на пенсию, муж все-таки умер при исполнении служебных обязанностей… или как там называется.
— У вас есть дети? — спрашиваю я.
— Нет.
— Вы трудоспособны?
— Очевидно, да. Но, по правде говоря, я никогда не работала. Муж, знаете, был очень строг в этом отношении.
— В каком отношении?
— Он не хотел, чтобы я работала.
— А сейчас вам ничто не мешает работать?
Олеся быстро вскидывает на меня глаза. Говорит с натянутой улыбкой:
— Знаете, Алексей, вопросы вы ставите так, будто хотите уличить меня в преступлении.
Она раскрывает сумочку, достает маленький веер и начинает обмахиваться им. На меня веет тонким, странно знакомым ароматом духов. Такими духами пользуется Мария…
— Напротив, я только хотел уточнить, насколько вы вправе претендовать на пенсию, — говорю я.
— И уточнили?
— Не совсем, но уже могу предположить, что вы ее не получите. И мой вам дружеский совет: не добивайтесь ее.
Горькая усмешка меняет ее лицо, на мгновение оно теряет привлекательность.
— Если угодно, я мог бы посодействовать вам найти подходящую работу, — предлагаю я.
Олеся вдруг встает, небрежным жестом оправляет платье.
— Спасибо. Не надо.
Не прощаясь, она идет к двери. У самого порога оборачивается назад, смотрит на меня с той же горькой усмешкой, в которой, как мне кажется, больше сожаления, нежели горечи…
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.