Сафьяновая шкатулка - [52]

— Через неделю я уеду. В Каджаран, на большую стройку.

— И будешь жить в палатке?

— Черта с два, в палатке! Там уже, говорят, дома начали строить. Не удастся пожить в палатке.

— Насовсем?

— Насовсем, если понравится.

— Чем же тебе не нравится Чорекчян? — спросила она. А слезы все катились по ее щекам, катились сами по себе, и не было с ними сладу. — Чем он тебе не нравится?

— Черт возьми, перестанешь ты наконец задавать идиотские вопросы? — заорал на нее Славик.

— Чем он тебе не нравится?

— Тем, что здорово разбирается в модах на платье! Во всяких там разных модах! А теперь уходи!

— Не могу, Слава.

— О, черт! С ума можно сойти с этими бабами! Почему не можешь? Ну почему, скажи?

— Не знаю.

Нора подошла к нему, посмотрела сверху вниз на склоненную кудлатую голову. И почувствовала, как ладонь Славика ласково прошлась по ее ноге, от коленки вниз, и задержалась на изгибе стопы.

— Знал, старый хрыч, куда смотреть.

Нора склонилась над Славкиной головой, быстро поцеловала в затылок и пошла к выходу из парка.

Она уходила все дальше и дальше и наконец совсем исчезла за деревьями.

Августовское солнце било в окна, сноп косых лучей, перерезав комнату, квадратом распластался на паркете, прихватив полоску ковра. Нора в одной рубашке стояла на этом квадрате, до пояса облитая золотистым светом, и прикидывала, что ей надеть на сегодня; день был воскресный, Фрид сказал, что сегодня они поедут к Ибрагиму домой. Коробов с женой тоже будут там.

Нора поискала в гардеробе и достала то самое платье, в котором она в первый раз пришла к Фриду.

Дверь слегка приотворилась, в проеме показалась голова Офелии.

— Входи, — сказала Нора. — В гостиной кто-нибудь есть?

— Никого. Мать в кухне, отец спустился за сигаретами. Ты куда-то собираешься?

— За город, — ответила Нора, застегивая пуговицы на платье.

— Опять с ним, конечно…

Она не назвала Фрида по имени. В этом доме его имя было под запретом.

Нора резко повернулась к ней. Офелия опасливо шагнула в сторону.

— Норка, ты что?

— Я сейчас задала… — голос у Норы дрогнул, — задала себе вопрос: я счастлива или нет? И не знала, как ответить.

— Нора, милая, прости, ты же знаешь, я немного с придурью!..

— Да, я счастлива! — сказала Нора рвущимся голосом. — Я счастлива, я самая счастливая женщина на свете, когда я возле Фрида, когда я могу смотреть на него, видеть, разговаривать, слышать его голос… Но стоит мне отойти от него и оказаться лицом к лицу с вами… — Она перевела дыхание. — Да неужели преступление — любить этого человека? За что же вы все мучаете меня?! Разве я совершаю что-то постыдное?

Она взяла сумочку и, даже не причесавшись, быстро пошла к двери.

— Нора! Ну что ты, Нора! — Офелия метнулась было вслед ей.

— Отстань!

На лестнице ей встретился отец и спросил мрачно:

— Ты куда это опять?

— Туда, куда мне надо! — ответила Нора и прошла мимо него.

Офелия вышла в гостиную.

— Куда она пошла? — спросил отец. — Опять к нему?

— К кому это, к нему? — огрызнулась Офелия.

— Ну к этому, как его там…

— К тому, к этому… Имени у него нет, что ли?

— Ну, ну, поговори еще! — погрозил пальцем старик. — Поговори у меня!.. А ну сбегай, посмотри, на углу машина дожидается?

— Вот уж чего мне не хватало — шпионить за другими! — взъелась Офелия. — Тебе надо, ты и сбегай!

— А ну живо! — прикрикнул старик.

Офелия чертыхнулась и вышла. На улице посмотрела в конец квартала: Нора как раз садилась в голубой «Москвич».

— Нет там никакой машины, она пешком пошла, наверно к подруге, — сказала Офелия, вернувшись в дом. — Можешь успокоиться!

…Ибрагим жил километрах в тридцати от города, в рабочем поселке. Широкая асфальтированная дорога тянулась вдоль берега моря. Солнце било прямо в лицо, слепя глаза, и Фриду пришлось опустить темный пластиковый щиток на ветровом стекле.

— Ну вот мы и на воле, — сказал Фрид, когда выехали из города. — А теперь скажи, отчего ты не в духе?

— Я?.. — Нора довольно ловко разыграла удивление. — Что ты, Фрид!

— И все-таки, что тебя расстроило? — настаивал он.

Нора рассмеялась.

— Фрид, милый, я никогда не думала, что у тебя мания преследования! Что с тобой?

— Ты угадала, у меня мания. И это давно, с тех пор, как мы вместе, — сказал Фрид. — Мне все время кажется, что тебе…

Он не успел договорить: Нора со смехом зажала ему рот ладонью.

— Сейчас аварию устрою, Фрид!

— Тогда поклянись, что у тебя все хорошо.

— Убавь, пожалуйста, скорость, ты едешь как бешеный, и я боюсь даже прикоснуться к тебе. — Фрид убавил скорость, Нора потянулась и поцеловала его в шею. — Знаешь, Фрид, клясться я не буду. Я скажу другое: когда ты возле меня, мне кажется, я вот-вот задохнусь от счастья. Я даже физически ощущаю его, оно, знаешь, вот так, волнами накатывается на меня… Каждую минуту, каждую минуту… Не успеет одна волна отхлынуть, как накатывается другая… Просто нечем становится дышать!

— А когда меня нет? — спросил Фрид без улыбки.

— Когда тебя нет?.. — Нора сморщила лоб, не зная, как ответить на этот трудный вопрос, поставленный с такой безжалостной прямотой. — Как это тебя нет?.. — схитрила Нора, оттягивая время: лгать она не могла (и в этом было ее несчастье), сказать правду — тоже. — Но так не бывает, чтобы тебя не было, Фрид! — нашлась она наконец. Это была полуправда, полуложь.