Сафьяновая шкатулка - [50]

— Как бы поскорее поесть, — Фрид улыбнулся.

— Ведь неправда же.

— А тебе нужна правда, Нора?

— Нет, я ее знаю без вас.

— Вот и чудесно.

— Я сейчас заплачу.

— Только не это, — рассмеялся Фрид. — Женские слезы имеют одно преотвратное свойство, они лишают мужчину способности нормально думать. Лучше улыбнись.

В это время подошел Ибрагим, неся откупоренную бутылку. Он разлил вино по стаканам, поднял свой:

— За то, чтобы больше не было войны и чтобы мы все долго жили.

Нора чокнулась с Ибрагимом, затем с Фридом, пить, однако, отказалась, лишь пригубила и поставила стакан на стол. Ибрагим одобрительно поглядел на нее: он не любил пьющих женщин.

Через час они вернулись к ресторанчику. Улучив минутку, когда Нора прошла в буфет, чтобы выпить лимонаду, Ибрагим пригнулся к Фриду и шепнул ему на ухо:

— Славная девушка, пират, но… не для тебя.

— Что так?

— Не потянет… Не обижайся.

— Ладно. — Фрид усмехнулся и прощально помахал ему рукой.

Нора вышла из ресторана и села рядом с ним.

Всю дорогу они ехали молча. Фрид провел машину по узким извилистым улицам.

— Это, конечно, глупо, но я до сих пор не знаю, где ты живешь.

Нора назвала свой адрес таким тоном, словно разговаривала с незнакомым таксистом, даже добавила: «Будьте добры, поторапливайтесь…» Это была детская месть. Фрид улыбнулся и сказал:

— Слушаюсь, гражданочка, мигом докачу.

Через несколько минут Нора попросила остановить машину. Вышла, постояла в нерешительности.

— Я живу вот здесь, — показала она.

— Теперь буду знать.

Снова молчание.

— Вы сейчас домой, Фрид Степанович?

— Нет, хочу съездить к Алеше Коробову, третий день не появляется у меня, посмотрю, что там с ним.

— Передайте ему привет от меня, До свидания, Фрид Степанович.

— До свидания, Нора.

Разворачивая машину на улице, он видел, как Нора, зябко съежившись, хотя было тепло, вошла в подъезд. Она ни разу не обернулась в его сторону. Кольнула обида, но тут же ее вытеснила насмешка над самим собой: «Ты же сам этого хотел, вот и радуйся…»

…От Коробова он вернулся в двенадцатом часу ночи, у ворот просигналил. Дед Акоб открыл обе створы. Фрид проехал через весь двор в раскрытые двери гаража. У стенки уже стояли его костыли. Фрид взял их под мышки и, мучительно морщась от невыносимой боли, вошел в комнату и остановился в растерянности: Нора в своем простом ситцевом халатике, забравшись с ногами на диван, читала книжку… При появлении Фрида она быстро спустила ноги и, одергивая халат на коленях, сказала, вероятно, первое, что пришло ей в голову:

— Дома я сказала, что у приятельницы заболела мать и я буду ночевать у нее.

Фрид опустился в кресло, медленно провел рукой по лицу, словно отгоняя наваждение. «Все остальное пустые слова, дешевое кокетничание с самим собой. Вот она правда, простая и необходимая, как вода и хлеб: у подруги заболела мать, она пошла ночевать туда. Все остальное вздор».

— Нора, но ведь это действительно безумие…

— Что же, мое безумие плюс твоя разумность… может, что-то путное и получится… Фрид, я не могу без тебя, пойми…

— Я тоже, — признался он. — Подойди ко мне.

Нора медленно заправила за ухо прядь выбившихся волос и медленно пошла к нему.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Они уже обо всем переговорили. Сказать друг другу больше нечего. Оставалось одно: молчать или встать и разойтись в разные стороны. Они выбрали молчание: ни у него, ни у нее недоставало духу встать и уйти — это оказалось не просто.

На противоположной стороне аллеи сидела на скамейке группа стариков пенсионеров.

Время от времени они оборачивались и с интересом поглядывали то на Нору, то на Славика, но больше на Нору.

— В прошлом году я был в Ереване, — сказал Славик, — там этих старичков называют садистами.

— Почему садистами? — не поняла Нора.

— Все время сидят в саду, потому и садисты. Смешно, правда?

— Не знаю… наверно, смешно, — сказала Нора.

— А почему не смеешься?

Нора не ответила.

Теплый ветер беззлобно завывал между деревьями, играл листвой, играл подолом Нориного платья.

— Вот старый хрыч, у него, наверно, семейная жизнь не удалась! — сказал Славик, показывая на одного из старичков, который сидел в стороне от остальных и пристально смотрел на Нору именно в тот момент, когда начинался очередной порыв ветра. — Он смотрит тебе прямо под юбку! Я сейчас поговорю с ним по-мужски! Хочешь, чтобы я поговорил с ним по-мужски?

— Нет, — сказала Нора.

— Но он же смотрит! Вот опять!

— Пусть себе смотрит.

— Для тебя же стараюсь. Ладно, уважим старость, пусть смотрит.

— Пойдем погуляем.

— Ты еще не все мне сказала?

— Все.

— Ну тогда пойдем. — Но вставать не собирался. После минутного молчания сказал: — Я всегда знал, что для тебя я — не настоящее, а что-то по-детски милое, этакое пионерское. И я готовил себя, все время готовил себя к сегодняшнему дню. И когда появился ОН, ты тоже поняла, что все, что было до него, было несерьезно, была красивая игра в чувства, а настоящее — вот оно. Послушай, пойдем от этого старого хрыча подальше, что-то он меня нервирует! Как будто мы виноваты, что у него не удалась семейная жизнь! Пошли!

Нора встала и пошла по аллее, Славик последовал за нею, время от времени сердито косясь на старичков.