Сафьяновая шкатулка - [39]

«Черт, до чего же хорошеют женские лица в пылу благородного возмущения! Она уже кусает губы. Этого еще не хватало. Впрочем, и я хорош».

— Я, наверно, страшная бездарь, да? И вы, наверно…

Ничего не «наверно», она преувеличивает все.

— Вы любите чай, Нора?

Дешевый прием, но срабатывает безотказно.

— Что?!

— Чай, — говорит Фрид, — мне смертельно хочется чаю. А вам?

Она робко улыбается и говорит уже спокойнее:

— Мне тоже.

— А заваривать умеете? Это особое искусство.

— Умею.

— Ну тогда вон там кухня, на полке чай и все, что нужно к нему. Вас никто не ждет на улице?

Она, спохватившись, смотрит на часы.

— Нет, никто.

Интересно, кто же это? Наверно, какой-нибудь спортивный парень в наимоднейших джинсах.

Ничего, подождет.

Нора приготавливает чай, наливает два стакана. Фрид отхлебывает мелкими глотками неважно заваренный чай и смотрит на Нору с дружелюбной полуулыбкой. Нора смущенно отводит глаза под его взглядом.

— А все остальное вздор, — говорит он. — Проект вы сделаете. Глаз у вас верный, только еще не наметанный. Сегодня у нас какой день? Суббота? За неделю вы успеете набросать новый, хотя бы вчерне?

— Прийти к вам?

— Конечно. Теперь вы по крайней мере на месяц привязаны ко мне.

Допив чай, она снова коротко смотрит на часы и… остается сидеть. Фрид тоже смотрит на ее часы. Она уже больше часа здесь. Сочувствую тебе, спортивный парень в джинсах. Сколько тебе еще предстоит торчать там? Хотел бы я знать, где теперь назначают свидания. В кафе, наверно? А когда-то было под часами.

Должно быть, чай развязывает язык не хуже водки. Нора уже осмелела настолько, что довольно небрежным тоном (впрочем, наигранно-небрежным) говорит:

— Хотите, я скажу вам одну банальность?

«Свят, свят…»

— Не надо, Нора.

Голос подводит. Но тут уже ничего не поделаешь: он знает, что это за «банальность». Находит же иной раз на людей ляпнуть в лицо при первом же знакомстве, что они ожидали увидеть его совсем не таким, каким увидели. И говорить это с таким видом, словно за полчаса познали его насквозь и пришли в восторг или негодование.

— Через неделю буду ждать вас. Договорились?

— До свидания, Фрид Степанович. Извините.

— До свидания.

— Я хотела сказать, что у вас необычное имя, вот и все.

«Так мне и надо!» — говорит он себе, чувствуя, что краснеет.

— Черт его знает, как получилось, что меня так назвали, — натянуто улыбается Фрид. — Назвали, и все. Приходится терпеть.

Славик ждал ее на троллейбусной остановке. На нем был черный свитер с белыми оленями на груди. И у него были коротко подстриженные волосы, зачесанные на лоб. И вообще он был красивый парень, и с ним было легко и просто.

Он показал на свои часы в анодированном корпусе, постукал по циферблату:

— Это что?

— Я же ненамного опоздала, — сказала Нора.

— Это уже смотря на чей взгляд. Ну, как твой старик, здорово тебя?

— Перестань, Слава, никакой он не старик. Самый обыкновенный… — И она улыбнулась и сказала: — А вообще-то в пух и прах!

— Как? Все восемь листов?

— Все до единого!

— Сила! — рассмеялся Славик. Он смеялся как-то необычно: взвизгивал, будто его щекотали в ребра, не сразу и поймешь, что это он смеется.

— Когда ты научишься смеяться по-человечески? — сказала Нора.

— Умение смеяться — это тоже искусство; и если я буду смеяться по-человечески, то потеряю свою индивидуальность.

— Ты не смеешься, а икаешь, — сказала Нора. — Мужчина должен смеяться сдержанно, негромко. И как можно реже. А ты икаешь по любому поводу.

Славик продолжал взвизгивать и икать.

— Этот твой Фрид Степанович, похоже, крепко тебя…

— Что крепко?

— Ну в смысле чертежей. Ну-ка, расскажи, как он тебя встретил, о чем говорили?

— Чай пили, — сказала Нора.

— Это было до или после того, как он забраковал твою работу?

— После, — сказала Нора.

— Ну, значит, все в порядке.

Нора рассказала о встрече с Фридом Коджояном. Славик выслушал и сказал:

— Не огорчайся. Малый он, говорят, дельный, если сказал — плохо, считай, что повезло.

— А я и не огорчаюсь! — сказала Нора. — Зачем мне огорчаться?

Он взял Нору за руку и повел в сквер. У Норы все еще не проходил горький осадок в душе после встречи с Коджояном, и Славик понял это и хотел рассеять этот осадок, он стал шептать ей какой-то ласковый вздор про то, как он любит ее, как они скоро поженятся и, как только она окончит институт, они уедут далеко, «к черту на кулички» или еще дальше, и про то, как у них сперва будет палатка (семейная, конечно), потом деревянный домик с двумя окнами на длинную улицу.

Потом он сказал:

— Теперь выбирай, куда нам махнуть.

— К черту на кулички, мы же договорились.

— Да нет, я говорю о сегодня. В кино или на волейбол?

— На волейбол, — сказала Нора.

— Правильно. Мне говорили, что приехали стильные девчата, стоит посмотреть!

И они отправились на зимний стадион смотреть стильных девчат.

Спортзал был битком набит зрителями. Все много хлопали, много спорили, хотя игра шла неинтересная — слишком дружеская, без хорошей спортивной злости. Матч показывали по телевидению, по углам зала стояли телекамеры. На полу змеились провода. Потом комментатор объявил, что одной из участниц встречи сегодня исполнилось двадцать два года. Новорожденной подарили цветы, ей аплодировали. Нора тоже хлопала в ладоши, хотя ей этого совсем не хотелось, потому что давешнее, смутно-тревожное чувство после встречи с Коджояном опять вернулось и опять копошилось где-то на дне ее души, и ей хотелось не хлопать, а сказать что-нибудь.