Сафьяновая шкатулка - [38]

А в это время в кабинете Арташеса затрещал телефон. Председатель снял трубку:

— Слушаю.

— Алло! — Рокочущий голос, его нельзя спутать с другими голосами. — Арташес, ты? Привет!

— Привет. Габриелян?

— Он самый. В общем, так, завтра в два часа дня чтобы ты был у Есаяна. Надеюсь, понятно зачем?

— Нет. А зачем?

— Или ты думаешь, с твоим делом уже покончено? Нет, брат, поговорить придется. Понял?

— Не понял. Привет!

ЭТОТ СТРАННЫЙ МЕСЯЦ АПРЕЛЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Начальник проектного бюро открыл ящик стола, достал объемистый пакет, аккуратно перевязанный бечевкой. И взглянул на Нору.

— Ты знакома с Фридом Коджояном?

— Этот, который…

— Да.

— Нет, Андрей Михайлович, не знакома. А что?

— Занеси, пожалуйста, этот пакет ему — это важная рукопись. Он обещал рассмотреть и дать свое заключение. Я мог бы послать курьера, но есть еще одно дело, касающееся тебя.

— Меня? — вскинула брови Нора. — Какое?

— Скажи-ка, в каком состоянии сейчас твоя дипломная работа?

Нора неопределенно пожала плечами:

— Да так себе… Есть кое-какие наметки.

— Но хоть посмотреть есть на что?

— Есть, конечно.

— Вот и отлично. Возьмешь все, что у тебя есть, и покажешь ему. Он даст тебе дельные советы. Ну, ну, без фокусов! — Андрей Михайлович повысил голос, заметив протестующий жест Норы. — Это тем более необходимо, что решающий отзыв о твоей работе, вполне возможно, даст тот же Коджоян. Для тебя же стараюсь, дурочка!

Нора и раньше слышала про Фрида Коджояна, но немного. Знала только, что этот искалеченный войной человек, отличный специалист по литейному делу, когда-то сам руководил цехом, потом преподавал в институте, а теперь из-за болезни постоянно сидит дома и к нему часто обращаются за консультацией по тем или иным вопросам, несмотря на то, что он давно отошел от дел.

Мало у этого человека своих забот, так еще и навязываться со своей дипломной работой… Нора в молитвенном движении прижала руки к груди:

— Ну, Андрей Михайлович, миленький, ну неудобно же! Ну что он подумает!

— Ничего не подумает. Человек он в возрасте и умеет разговаривать с людьми. Вот его адрес, на пакете. Бери.

— Нет, я не пойду!

— Ты что, с ума сошла? Я звонил ему, договорился. Он ждет тебя! Ты не смеешь отказываться!

Нора подавила вздох и с большой неохотой взяла пакет с рукописью.

Вот так и получилось, что встретились эти два человека — Фрид и Нора…

Она уже минут двадцать сидит напротив и украдкой изучает каждый сантиметр Фрида, очевидно, уверенная, что он этого не замечает. Фрид не мешает ей: пусть себе смотрит, ей, наверно, нечасто приходится видеть консультантов с перебитыми ногами, плотно укутанными пледом.

Несколько листов ее чертежей разложены на столе и на коленях Фрида. Это — проект небольшого литейного цеха.

Проект плох, сделан небрежно, наспех. «Не хотелось бы быть слишком строгим — уж очень она хороша, но похоже, что придется… — думает Фрид. — Интересно знать, она действительно красива или такой мне кажется?» При его отшельнической жизни он редко видит женщин, поэтому все они кажутся ему красавицами.

Улучив минуту, когда Нора отвернулась и стала разглядывать комнату, Фрид посмотрел на нее. «Такие лица, наверно, считаются редкостью», — подумал он. Лицо этой девушки было как бы создано из контрастов: очень светлая, северного типа кожа и неожиданно черные тонкие брови вразлет; темно-каштановые, вьющиеся, до плеч волосы и лазурно-синие, огромные, в пол-лица, глаза; ростом она, пожалуй, чуть выше среднего. Но убивать людей все-таки ни к чему. В ее цехе ровно через месяц все рабочие получат свинцовое отравление… Можно, конечно, преклоняться перед красотой женщины, но приносить в жертву ее профессиональному невежеству три десятка ни в чем не повинных людей — это уж извините…

И Фрид бракует чертежи один за другим.

«Любопытно, каким она меня видит?» — думает он. За верхнюю часть своего тела он, в общем, спокоен: чистая белая сорочка, рукава перехвачены резинками, широкие плечи, чисто выбритое лицо (щеки, правда, несколько впали, поэтому лицо кажется излишне аскетическим), темные волосы, зачесанные назад… Пожалуй, несколько старомоден, но ведь нужно же принять в расчет его тридцать шесть лет, черт возьми! А сколько ей? Лет двадцать, наверно. Разница, в общем… И все-таки мужчина остается мужчиной, в каком бы возрасте он ни был и независимо от того, сидит ли он в кресле, небрежно закинув ногу на ногу, или они у него закутаны пледом. «Каким же все-таки она видит меня?»

Говорят, что смешное возникает на стыке возвышенного с нелепым. Спортивная выправка, где-то внизу заканчивающаяся теплым пледом…

— Скажите, Нора, вы хоть отдаленно представляете себе, что такое литейный цех? — спрашивает Фрид.

Вопрос звучит излишне резко.

Нора молчит.

— Ну так вот, литейный цех — это где очень жарко, очень пыльно и много людей. А в вашем цехе… — Дальше он говорит насчет свинцового отравления.

— Но мощная вентиляция… — робко вставляет Нора.

— И еще. Под потолком на рельсах должен ходить кран, и к нему подвешены разные штуковины, между прочим, тяжелые… А тут я не вижу, где бы вашему крану двигаться. На первом же метре кабина упрется в переплет потолка и в лучшем случае снесет голову крановщице. Побойтесь бога…