Сафари - [102]
Самый южный конец рифтов занимает долина реки Шире, вытекающей из озера Ньяса и сбрасывающей его воды в Замбези. Как и все рифтовые долины, эта окруженная горами впадина жаркая, засушливая и бесплодная.
Не останавливаясь, я проехал мимо затянутых пеленой пыли, опустевших городов Нсанже, Бангула, Чиромо. Когда-то, говорят, они процветали за счет пароходства по реке Шире. Но потом железная дорога отняла у нее грузы, а сама река начала катастрофически мелеть.
Сотрудники заповедника Ленгве, который недавно создан в долине Шире, рассказывали мне, что решающей для судьбы реки и ее долины оказалась массовая вырубка лесов под чайные плантации и промышленная заготовка древесины. Там, где раньше антилопы ударом копыта могли добыть подземную влагу, теперь образовалась непробиваемая соленая корка. Не защищенная лесом почва сносится в Шире. От этого река мелеет еще больше, ее русло пересекают бары, затрудняющие сток воды из Ньясы. Усиливается эрозия, причем, что интересно, главным образом на землях европейцев, где интенсивно применяется техника, проводится глубокая вспашка.
Конфликт колониальных методов ведения хозяйства с природой сегодня угрожает всей экономике Малави. Ждать уже нельзя. Разрушение естественного ландшафта происходит все интенсивнее, бесплодные почвы наступают на красноземы. От Шире в значительной степени зависят колебания уровня самой Ньясы, а следовательно, площади плодородных аллювиальных почв вдоль ее берегов, будущее орошаемых земель, запасы рыбы, судьбы прибрежных городов и многое, многое другое.
Я ездил по районам, где должны создаваться новостройки, намеченные «проектом Шире»: гидроэлектростанция, плотины, насосные станции, ирригационные каналы. По мнению авторов всех этих намечаемых строек, после их осуществления восстановится нормальное функционирование системы Ньяса — Шире, поднимется уровень воды в реке, обводнится высыхающая долина, в общем район будет спасен. Гидростанция даст энергию для освоения бокситов Мландже, новые орошенные земли — фрукты для консервной и хлопок — для текстильной промышленности, плотина стабилизирует уровень Ньясы, позволит приступить к строительству портовых сооружений. Все это даст работу населению, сократит отходничество.
На бумаге план выглядит весомо и аргументированно. Но с его страниц в долину Шире пока что перекочевала лишь гидростанция «Нкула фоле». Остальные объекты не строятся. Первые турбины ГЭС уже работают, но ввод остальных мощностей также поставлен под вопрос. Дело в том, что Португалия и ЮАР задумали строительство огромной гидростанции «Кабора Басса» на Замбези. Им гораздо выгоднее — и по экономическим и по политическим соображениям, — чтобы Малави покупала электроэнергию у них, а не строила собственные ГЭС. Разработку бокситов также прибрали к рукам промышленники из ЮАР. Таблички с фамилиями шотландцев-фермеров под Блантайром заменяются бурскими именами. Южноафриканским самолетам запрещены посадки на аэродромах почти всех стран независимой Африки. Но с блантайрского аэропорта Чилека я улетал именно таким самолетом.
Осторожно планируя над окутанным туманом аэродромом, самолет медленно начал набирать высоту. С юга, где возвышается овеянная легендами гора Мландже, на Малави надвигались грозовые тучи…
БОТСВАНСКИЕ САФАРИ
То, что Республика Ботсвана — отнюдь не наиболее посещаемая страна Африки, я понял еще в Найроби. Чиновник отделения конторы Кука (да-да, того самого Кука, что помогал маршаковскому мистеру Твистеру путешествовать по белу свету) долго переспрашивал название ботсванской столицы — города Габероне, рылся в толстенных томах авиационных справочников и все же не выдал мне билет в тот же день. Лишь на следующее утро, запросив Лондон, он позвонил мне и сообщил, что лишь два авиационных рейса связывают Ботсвану с внешним миром. Один из них начинается в Йоханнесбурге, другой — в замбийском городе Ливингстоне. Естественно, я предпочел последний вариант.
Северная Ботсвана поражает суровостью, неприветливостью своей природы. Кажется, что под летящим почти над самой землей самолетом простирается не раскаленная солнцем земля, а каток, слегка припорошенный снегом. Это Макарикари — гигантский, тянущийся на сотни километров солончак, поблескивающий кристалликами солей. В Южной Африке такие солончаки называют панами. В редкие в этих местах дождливые периоды, которые обычно случаются раз в десять — двенадцать лет, пэн превращается в непроходимое вязкое болото. Концентрация минеральных веществ здесь настолько велика, что гибнущие в его топях животные, пропитавшись солями, не разлагаются, а превращаются в мумии.
В тридцатиместном «фрэндшипе» моим единственным попутчиком оказался Айван Смит — чиновник ООН, не раз в прошлом бывавший в Ботсване.
— Удивительная страна, — кивнув вниз, обратился он ко мне. — Шестьсот тысяч квадратных километров пустынь и засушливых саванн. Шестьсот тысяч человек населения. Только не думайте, что эти люди этак аккуратненько расселены по всей территории — на каждый километр по одному человеку. Восемьдесят процентов населения страны живет в южной части, вдоль границ с Южно-Африканской Республикой. Весь запад и центр Ботсваны заняты пустыней Калахари, где кочуют двадцать шесть тысяч бушменов и четыреста готтентотов. На востоке — лишенная рек саванна, а на севере — непроходимые болота Окаванго, где живут только профессиональные охотники да звери.
