Садовод - [14]

В итоге Виктория Квашнина оказалась с новорожденным младенцем и сожителем-инвалидом на руках в грязном бараке на окраине Кургана, без денег, без профессии и без перспектив. Как они сумели прожить втроем полтора года на жалкое пособие, Вера Ивановна не знала. Все это время контактов между ними не было. Но в мае девяносто третьего года она совершенно случайно узнала шокировавшую ее новость о намерениях дочери. Еще со старых советских времен у Веры Ивановны оставалось много знакомых, состоявших на государственной службе, в том числе в органах опеки. Одна из таких подруг сообщила ей по телефону, что Вика собирается продать дочь в иностранную семью. Понятно, что формально это называлось удочерением. Времена стояли тяжелые, многие жительницы несчастной страны готовы были тем или иным способом избавиться от лишней обузы в лице собственного ребенка. Особенно если за это обещали очень хорошо заплатить в твердой валюте. Вот и Вика решила таким образом решить все финансовые проблемы. За полтора года материнский инстинкт в ней так и не пробудился, а Олег, став инвалидом, больше всего стал тянуться к выпивке, а не к ребенку. Вот и получилось, что девочка с экзотическим именем Белла стала лишней для всех.

Но только не для Веры Ивановны. Возмущению ее не было границ. Как это, отдавать родного человечка, частичку себя, в чужую семью, не имея возможности его когда-либо увидеть, обрекая его на неизвестность? Вера Ивановна, как и любой человек, воспитанный в советском обществе, относилась ко всем без разбора иностранцам с опаской и недоверием. Да и слухи нехорошие уже ходили о трагических судьбах российских детей, вывезенных за границу. Всякое ж бывало, вплоть до перепродажи в восточный гарем или убийства с целью трансплантации органов. Но в данной ситуации дело было даже не в недоверии к иностранцам, а в элементарных родственных чувствах. Вера Ивановна, тогда еще вовсе не старушка, а крепкая и энергичная дама средних лет, твердо решила оставить Беллу с собой.

Приехав в Курган и с трудом отыскав хибару дочери, она увидела отвратительную картину. Мрачное и смрадное помещение, убогая обстановка, черный от грязи пол, запах паленой водки и дешевых сигарет, а посреди всей этой роскоши — полупьяные Олег и Виктория, почти утратившие человеческий облик. В темном углу за занавеской копошилась крошечная девочка, поведением напоминавшая дикого зверька.

Все попытки убедить Вику отказаться от сделки и отдать дочь Вере Ивановне оказались напрасными. Нравственная деградация женщины дошла уже до такой степени, что за свое согласие она потребовала от матери сумму, превышающую ту, которую получила бы в случае продажи Беллы за рубеж. Старшая Квашнина влепила дочери увесистую пощечину, а потом поднапряглась, призвала на помощь все свои возможности и оставшиеся связи и добилась-таки намеченной цели. Вику и Олега в судебном порядке лишили родительских прав, а Веру Ивановну назначили опекуном Беллы Квашниной до ее совершеннолетия. Причем бойкая бабушка настояла на том, чтобы изменить отчество девочки в свидетельстве о рождении. Была Олеговна, стала Николаевна. По имени покойного деда, мужа Веры Ивановны.

С той поры бабушка с внучкой жили вдвоем в просторной трехкомнатной квартире. Младенческие воспоминания не задержались в голове Беллы, она не помнила своих родителей. Виктория Квашнина, обиженная на весь мир, не удостаивала родственниц своими визитами. В девяносто девятом году Вера Ивановна узнала, что дочь ее завела отношения с каким-то южным работягой, работавшим на тюменских нефтепромыслах, и в том же году уехала с ним в Турцию. Бывший супермен Олег ушел из жизни еще раньше с помощью веревки и потолочной перекладины. Видать, не смог смириться с собственной инвалидностью и никчемностью.

Девочка Белла некоторое время состояла на учете у невропатолога в связи с негативными условиями первых месяцев жизни. Однако к семи годам не было выявлено ни замедленного развития, ни проблем в общении со сверстниками, ни заикания, ни невроза, и с учета ее сняли. Белла окончила школу, поступила в институт… Некоторые странности появились у нее в начале переходного возраста. Бабушка вновь повела ее на консультацию к специалистам, те успокоили. Дескать, кто ж в четырнадцать лет без странностей? Разовьется в женщину, и все подростковые комплексы сами собой пройдут. Вера Ивановна недоверчиво качала головой и пробовала поговорить с внучкой сама, но та с каждым днем становилась все более замкнутой и молчаливой. О том, что происходит в жизни Беллы за пределами квартиры, старушка не знала вообще ничего. Особенно не любила девушка обсуждать две темы: свою личную жизнь и отношения с религией. Хотя по многим признакам заметно было, что религиозное чувство в ней кипит и булькает, трансформирует психику и образ мышления. Вера Ивановна даже помнила, что обращение Беллы к христианской вере началось в девятом классе и совпало с переходом из одной школы в другую. На смене школы настояла тогда сама Белла. Какие-то причины она тогда называла, но бабушке они показались надуманными. Об истинных же мотивах девушка молчала. Вытащить из нее информацию, которую она не желала разглашать, было делом совершенно гиблым, заведомо обреченным на провал. А теперь она мертва и уж тем более ничего не расскажет…