Садовница - [28]

Возвращение. Солнце — с неба. Воробьи где-то под яблоней. Воздух. Собственные руки — голубые рукава платья, кружевные манжеты, из них — тонкие кисти с четко прорисованными косточками и овальными, коротко подстриженными ногтями… крохотные волосочки на тыльной стороне ладони — дыбом, кожа белая-белая, пошла мелкими синими пятнышками, лунки ногтей — бледно-синюшные, кольцо на безымянном пальце — золотой ободок с бесцветным камнем — велико даже больше, чем обычно… А под ногой была плитка. Та, на которую Эрле только собиралась ступить, вдруг стала выпуклой, потекла, расплываясь во все стороны, пошла волнами, потом мелкой рябью, почернела, расползаясь, закрывая целый мир, все росла и росла в глазах…

Падая, Эрле еще успела услышать вскрик Карла. Потом была темнота.

…Марк стоял рядом с кроватью, хмурил брови, смотрел сверху вниз — пристально и мрачно. Эрле с трудом поймала его за руку — мир слегка пошатывался в глазах, и ныл ушибленный при падении локоть — улыбнулась через силу:

— Марк, ну что ты… Я скоро встану, вот увидишь…

— Лежи уж, — откликнулся он насмешливо, поворачивая кисть так, что ее пальцы с нее соскользнули. — Тоже мне, развлечение: угадывать, когда и… куда ты опять упадешь.

Эрле надулась и замолчала, демонстративно уставившись в окно. За соседним домом, скрывающим линию горизонта, догорал закат. Над коньком крыши, в густо-синем, твердом, как мрамор, небе зависло пушистое облако, подсвеченное снизу золотым.

— Ладно. Пойду я. — Это получилось немного грубовато. Эрле не ответила. Он немного постоял, склонив голову — как будто к чему-то прислушивался — потом ушел, даже не попрощавшись. Она закрыла глаза, намереваясь немного поспать. На душе было серовато. Одним неслышным прыжком на постель взлетел Муркель, обошел хозяйку по кругу, деловито осмотрел, потом свернулся клубочком у плеча. "Только ты один меня и любишь", — тяжело вздохнула на него Эрле. Кот замурлыкал, соглашаясь.

…Наутро она встала. Спихнув с затекшего плеча так и не проснувшегося зверька, выползла из-под перины, спустила ноги на пол — ступни по щиколотку утонули в роскошной медвежьей шкуре, рывком подняла тело с постели — и тут же уцепилась за черную блестящую спинку кровати с узором в виде аккуратных ромбиков. Положительно, ноги ее сегодня держать не хотели. Очень медленно повернула голову направо, смерила взглядом расстояние от кровати до пуфика перед туалетным столиком — оказалось совсем немного, шага три-четыре, не больше, и она решила рискнуть. Разжала пальцы, отпустила спинку кровати — ничего не произошло, и расхрабрившаяся Эрле, немного пошатываясь на ходу в такт раскачивающейся комнате, благополучно преодолела расстояние от кровати до столика и медленно, осторожно усадила себя на мягкий невысокий пуфик, обитый бархатом.

В зеркале — темноватое, не очень ровное стекло в черной раме с завитушками — немедленно появилось ее отражение: бледные щеки, встрепанные волосы, полузакрытые глаза, взгляд совершенно плавающий и немножко шальной, полузакрытые губы приятного синеватого оттенка… Тонкая батистовая сорочка сползла с плеча — Эрле поправила бретельку, нечаянно царапнув ногтем кожу, взглянула на свое отражение еще раз, аккуратно сдвинула к краю столика щетку для волос с простой деревянной, но очень удобной в руке ручкой и маленький граненый флакончик с пробкой в виде бутона розы — в нем были духи: несильный, необычайно стойкий аромат цветущего летнего луга — и тяжело уронила на столик сначала руки, потом голову. Гладкая лакированная черная поверхность была прохладной и отчего-то пахла жасмином. В носу защипало, Эрле неловко повернула голову к окну, дрогнув при этом локтем — щетка полетела на пол, жалобно дзенькнув о паркет. Она не стала за ней наклоняться. К самому низу оконного стекла пристало перышко — серое, цвета осеннего неба, остро вздрагивающее белыми курчавыми пушинками у основания пера, немного напоминающими бакенбарды.

Дверь тихо скрипнула петлями. Молодая женщина не стала оборачиваться — она и так знала, кто это.

— Госпожа, зачем же вы встали? — укоризненно произнесла Катерина.

— Знаю, — тихо ответила Эрле. Голос показался ей немного не своим. Передвинула руку так, чтобы не поворачивая головы, уткнуться лицом в сгиб локтя — между рукой и поверхностью стола осталась тонкая щель, в нее сочился серый дневной свет — хотелось темноты, и она закрыла глаза. — Принеси одеться…

Катерина постояла немного на пороге комнаты — Эрле чувствовала ее нерешительность, потом коротко вздохнула, прошуршала накрахмаленной юбкой — и дверь еле слышно коснулась косяка. Петли почему-то не заскрипели.

Вернулась она с платьем — юбка мягкого голубого оттенка, спускается ниже щиколоток глубокими складками, лиф жемчужно-серый, облегающие рукава, завышенная талия, лента под грудью… Отвергая дальнейшую помощь, Эрле оделась, сколола волосы гребнем. Проверяя себя, прошла по комнате — сначала к окну, потом к двери, соединяющей их с Марком спальни, полускрытой обоями и висящим над кроватью черно-белым ковром, повернула круглую, хорошо начищенную ручку так, что открыть дверь с той стороны стало невозможно.