Садовница - [30]

— Ты сейчас куда? — шепнула она ему на ухо.

Он чуть-чуть отстранил ее, посмотрел немного недоуменно:

— Завтракать. Потом работать. А что?

Она улыбнулась тонко и радостно от внезапно пришедшей в голову мысли, выпалила, лукаво прищурившись:

— Раз уж я все равно встала — можно, я с тобой чуть-чуть посижу? Ну, хотя бы за завтраком?

— И не только посидишь, — отозвался он живо и, спохватившись, повел жену в дом, — но и позавтракаешь, как миленькая! — потом удивился: — А чего это ты вдруг спрашиваешь?

— Отвыкла, наверное, — смиренно объяснила она, шмыгнув для убедительности носом.

Они не расстались и после завтрака — он взял с нее клятвенное обещание, что она не будет мешать ему работать, и пустил в свой кабинет. Эрле прихватила кресло в одной из верхних комнат, поволокла его за собой — Марк появился на пороге кабинета, посмотрел сердито, отобрал кресло и понес его сам, строго велев ей никогда так больше не делать. Эрле покладисто согласилась и умчалась в свой кабинет за вышивкой. В секретере ее почему-то не оказалось, она уже начала подозревать, что нечаянно убрала ее на место, в рабочую корзинку с нитками — как вдруг увидела на полу белый лоскут. Нахмурившись, подняла его — это оказалась пропавшая вышивка, повертела в руках, зачем-то поднесла к лицу… Ткань пахла Марком. Улыбнувшись, она взяла ее с собой и поспешила обратно к мужу.

… - Знаешь, — проговорил Марк, отрываясь от листа, на котором что-то сосредоточенно выписывал, — а я ведь теперь домой надолго…

— Да? — отозвалась Эрле. Она забралась в кресло с ногами, оставив на полу домашние туфли — точную копию испорченных — и сейчас занималась тем, что вдевала в иглу тонкую коричневую шелковистую нить. — Тем лучше: нас как раз Агнесса с Карлом в гости позвали, а раз уж я болею, то хотя бы ты к ним сходи — неудобно же…

— Вот как? — перо Марка замерло в воздухе, так и не коснувшись пергамента. — Они нас звали? А я и не знал…

— Еще бы! — откликнулась она живо. — Это же в твое отсутствие было!..

— А-а, — протянул он успокоенно и снова уткнулся в бумаги.

…Из гостей он вернулся с пухлой рукописью: Карл наконец закончил свой роман. Эрле прочитала его за одну ночь. Сначала ей было откровенно скучно: длинные письма, неживые герои, вымученные диалоги, избитые сюжетные ходы, выспренный язык. Ближе к концу стало легче — в авторе как будто проснулось воображение, пара писем получилась даже очень ничего. А конец опять подкачал: серый, неинтересный, до дрожи в зубах предсказуемый. Марк сказал, что через пару дней Агнесса и Карл нанесут им ответный визит — Эрле не возразила, но в то утро, когда должны были прийти гости, сказалась больной и с постели не встала. Муж посмотрел на нее, открыл рот, чтобы что-то спросить, по дороге передумал и замолчал.

К гостям Эрле так и не вышла.

В тот день Марк с утра куда-то уходил, вернулся только к обеду. За едой был необычно молчалив и, похоже, не очень-то замечал, что именно кладет в рот. Наконец Эрле не выдержала, отложила цыплячью ножку на край тарелки — дно ее украшали их с Марком вензеля — и произнесла выразительно, глядя на мужа в упор:

— Филипп сегодня превзошел самого себя.

— Да-да, конечно, — рассеянно отозвался Марк, потянулся за салфеткой и тщательно промокнул ею губы. Уставился невидяще на серебряный нож, положил его на тарелку, параллельно лежащей справа от нее ложке — подумал и развернул поперек, а сверху еще водрузил вторую салфетку, сложенную «домиком». Затем спохватился, разобрал всю конструкцию и наконец поднял голову:

— А знаешь, я сегодня Себастьяна в городе видел…

— Да, — отвечала Эрле равнодушно. — Я знала, что он вернулся…

— Он мне какой-то сверток отдал. — Марк взял ложку, повертел ее в пальцах. В глаза Эрле он при этом не смотрел. — Сказал — для тебя.

— Хорошо. После обеда посмотрим.

Муж наконец-то отважился встретиться с ней взглядом. Она улыбнулась ему ободряюще.

— Он сказал — ему интересно, как мы с тобой живем. Не позвать было неудобно — два года все-таки не виделись… Вот я и… — он замялся и замолчал.

— Ну ладно. Позвал — так позвал, — пожала плечами Эрле. Потянулась через весь стол за салфеткой, отобрала ее у Марка, развернула и тоже промокнула губы. Муж вздохнул с радостным облегчением.

…После обеда они ушли в гостиную, где Марк отдал жене предназначенный для нее сверток — прямоугольный, завернутый в мягкую ткань, перевязанный обрывком веревки. Эрле подергала хитрый узел — потом протянула сверток исподтишка наблюдавшему за ней Марку:

— Развяжи, а? Что-то у меня никак не получается…

Тот не стал возиться и просто разрезал веревку. Эрле развернула ткань — под ней оказалась пачка листов пергамента — тонких, чуть ли не с дырками: как видно, с них соскоблили не один текст, прежде чем они попали в руки к Себастьяну, и кое-где этот прежний текст даже можно было прочесть. Эрле пробежала глазами первые несколько строчек, выведенных четким мелким почерком Себастьяна — буквы клонились влево, как будто от порыва сильного ветра — и поморщилась: все-таки это были стихи.

— Стихи, — вздохнула она в сторону Марка, с безразличным видом изучавшего столешницу, и отложила листки на диван. — Хочешь почитать?