Садовница - [11]

— Знаю, — откликнулась девушка. — Не гони его, ладно?

— Почему?

— Испугается, — Эрле насмешливо прищурилась и повернула голову — только чуть-чуть, так, чтобы и Марка лучше видеть, и муравья не спугнуть.

— А если я, скажем, кузнечика поймаю и тебе на ладонь выпущу — он испугается? — с весьма озабоченным видом продолжал гнуть свою линию молодой человек.

— Непременно, — как можно серьезнее ответствовала Эрле. — Вот представь себе, что ты, скажем, играешь на флейте…

— Но я не умею играть на флейте! — встрял Марк.

— А ты представь, что умеешь, — терпеливо посоветовала она. — Так вот, играешь, ты, скажем, на флейте, а тебя кто-то хватает и куда-то тащит… Небось все вдохновение по дороге растерял бы! И потом, даже если и не кузнечик, то я от такого точно испугаюсь.

Марк подумал и согласился.

— Наверное, ты права…

А поскольку сидеть без дела он не умел совершенно, то тотчас же потянулся за деревянным обтянутым кожей футляром, лежавшим возле ноги Эрле, развинтил его и достал оттуда свиток со сделанными им же самим выписками из трактата Антония Церского "О власти мирской", после чего принялся сосредоточенно перечитывать написанное.

— Ну и как? Обнаружил что-нибудь новенькое? — поинтересовалась Эрле, выждав немного для приличия.

— Да ничего особенного, — отозвался молодой человек, расправляя свиток на коленях. — Рассуждения на тему необходимости единовластия на земле, чтобы все было, как на небе… Жаль, что герцог Фольтерверский эту работу явно не читал.

— А ты откуда знаешь? — машинально возразила девушка, снова устремляя взгляд в небо, вытащила одну руку из-под головы и переломила в коленце сухую метелочку, заслонявшую от нее кусок облака. Феникс уже успел проглотить солнце, и судя по затягивающей небо череде облаков, появится оно еще не скоро. — В смысле, откуда знаешь, что не прочитал? А может, он ее как раз внимательно изучил и решил, что идея здравая, после чего энергично принялся претворять ее в жизнь? Вот оно где правда-то выплывает…

— Не надо о герцоге, — оборвал ее Марк довольно резко.

Эрле недоуменно нахмурилась.

— Ну ладно, как хочешь, — сказала она с обидой. — В конце концов, это ты первый про него заговорил…

Они немного помолчали. Эрле почувствовала, что на ее щеке больше нет муравья, но не могла сказать, куда он делся. Дунул порыв ветра, и по полю побежала мелкая рябь; подсохшая трава над головой девушки закачалась и тревожно зашелестела. Потом ветер стих. Марк продолжал читать свою рукопись; несколько раз смотрел в сторону девушки, но она закрывала глаза и притворялась, что не видит. Наконец он убрал свиток, встал на ноги, расправляя затекшие плечи, озабоченно прищурился на ощерившийся сизыми тучами горизонт и произнес полупросительным тоном:

— Может, мне тебя домой проводить, а? Боюсь, как бы дождик не начался… — одновременно протягивая ей руку, чтобы помочь встать. И Эрле приняла эту руку.

…Они вбежали в ее комнату, когда по крыше застучали первые редкие капли дождя. Марк сразу бросился к окну, потянул на себя тяжелую створку — в окно рванулся торжествующий ветер и хищно засвистел под дверью — высунулся наружу по пояс, закрыл тяжелые резные ставни и опустил крючок. В комнате сразу потемнело, но от окна все равно тянуло сырым прохладным воздухом.

— Зажечь свечу? — обернулся к девушке Марк.

— Не надо, — ответила она и зябко поежилась: в комнате было нежарко.

— Тебе холодно? — Марк шагнул от окна к ширме, отирая рукавом дождевые капли с лица. — Я разожгу камин. Дрова там есть, я видел. — Он взял со столика кресало и трутницу и вернулся к камину; пока он с ним возился, девушка достала из шкафа пушистую серую шаль и накинула на плечи.

— А тебе-то не холодно? А то я и для тебя что-нибудь найду…

— Нет, — откликнулся Марк, сосредоточенно высекая искру. Эрле еще долго стояла у окна, любуясь точными движениями его сильных рук с тонкими запястьями, широкими ладонями и короткими, словно немного приплюснутыми пальцами. Запахло дымом и неохотно разгорающимся деревом.

— Садись, — молодой человек похлопал по лоскутному половику, сшитому Эрле из обрывков разных тканей, неожиданно получившемуся настолько красивым, что по назначению его использовать было просто жалко. Эрле хотела сказать, что это ни к чему, можно взять табуретки — смолчала, слегка склонила голову, как будто боялась задеть потолок, осторожно перешагнула через половик и опустилась на пол рядом с юношей, расправив юбку и осторожно подобрав под себя ноги. От камина потянулось тепло, охватило замерзшие руки, скользнуло по плечам и подбородку. А по крыше шумел дождь, холодный и сердитый, и в его шорохе было слышно дыхание приближающейся осени.

Эрле слегка повернула голову, тайком изучая лицо глядящего в огонь Марка. Темные, короткие, начавшие уже редеть волосы слегка растрепались, на лбу между прихмуренными бровями появилась пристальная складочка, в темных блестящих глазах — отсветы огня, уголки узких четко очерченных губ — нижняя чуть пошире, верхняя тонкая, словно прикушенная — немного приподняты, но на улыбку непохоже… Не глядя, юноша пригладил волосы — его пальцы безошибочно нашли торчащую прядь и водворили на место — а потом сказал так тихо, что Эрле едва расслышала его голос за барабанной дробью дождевых капель: