Сад признания - [43]
— Он думал, что действия, которые мы совершаем с языком, те испытания, через которые мы заставляем язык пройти, его мучения, его обработка способны вызвать химические изменения в человеческом духе, его трансмутацию. Язык твой — не инструмент, не орудие, но твоя материя, вещество, из коего ты сделан; то, что ты с ним совершаешь, ты совершаешь над самим собой; изменяя язык, ты изменяешься сам. Потому что ты создан из слов. Ни нервов, ни крови. Языком ты был содеян при помощи языка.
— Язык лжив. Язык — медленен. Язык лжет. Я создал немой язык, речь-негатив, чтобы поставить язык на ноги, чтобы поставить человека с ног на голову, чтобы наконец его труба, его воздушный дыхательный канал стал там, где ему и должно стоять. Задом наперед. Чтобы он заговорил на языке опрокинутом. Нельзя перевернуть язык и не упасть самому. Вот почему, с того самого дня, когда я стал осязать, я увидел все наоборот, и когда я говорю я, то это — просто особая манера выражения.
— Ежедневное усилие, дисциплинированное и методическое усилие ничего-не-делания. Я пишу на языке, который невозможно услышать. Я, человек-Валер. На языке иных миров. Великие дела созидаются теми, кто осмеливается иметь дело с пустотой, с несуществованием, с небытием, кто проходит через падение, через крах. Будущее за теми, кто не боится пустоты. Граффити. Будущее за ним, потому что оно не боится пустоты.
— Он думал, что он живет, что он обитает, но не в мире, а в языке. Он говорил: «Если мир и закрыт для человека, то лишь потому, что человек наделен даром речи». Потому что человек был брошен не в мир, но в язык. Потому что язык прошел сквозь него насквозь. От колыбели до гробовой доски мир не существует для него, не познать ему его внешней реальности. Потому что человек — существо говорящее. Потому что для человека нет того мира, который надо пройти. Потому что человек живет в языке, борется, снимает завесы, сворачивает простыни. Французский язык — моя плащаница. Та плащаница, в коей я был рожден. Язык, плащаница, французское наречие, я — в них. Та ткань, в коей я живу. Плоть, в которую я заключен. Плоть, что меня заточила. Но она выпустит меня.
Он думал, что он заточен в языки. Что он носит свой костюм из языков в немом театре на неосвещенной сцене.
— Углублять материю, прорываться вглубь, пока не появится в ней пустота. Спускаться, спуститься так низко, что откроется воздушная дыра, упасть в воспарении, подняться в воздушную пропасть. Слышать языки так, чтобы услышать в их чреве тишину.
— Упражнения, тренировки дыхания, прохождение состояний, проклятие и свет, прохождение сквозь время, восхождение, спуск, видение времени, экстаз исхода из времени, хронический ад, прохождение сквозь ад. Это люд исходит из языков, весь в поту и в холоде. Мои комические письмена всегда приводили меня в экстаз.
— Что-то должно упасть. В языке, в голове. Когда я родился, я уже был спеленут в слова. Что-то должно упасть. Потом — свобода. Что-то должно порваться. Но нужны годы, чтобы узнать, что это. Надо прорывать стену дней, чтобы узнать, что то была за стена. Кто-то есть. Но надо сражаться с ним годы и годы, чтобы смочь посметь назвать его имя.
— Человек-Валер входит в Слуховой Театр и начинает видеть.
— Я завещаю свой язык вещам, свои слова я завещаю медицине.
— Он думал, что был зачат языком. Что то, что он делал, не имело никакого отношения к литературе, но к тем, кто говорил, ко всем говорящим, к тем, кто, в один прекрасный момент обратился к речи или к тем, кто еще однажды к речи обратится. Он просил весь животный мир, чтобы к нему прислушались. Тех, кто может это сделать, тех, у кого еще есть на это время. Так он обращался к некоторым видам птиц и насекомых.
Примечания
Перевод выполнен по изданию: Le Jardin de reconnaissance. P.O.L, 1997. Пьеса впервые поставлена 25 марта 1997 г. в театре «Атеней» в Париже с участием Розельяны Гольдштейн, Аньес Сурдильон и Квентина Шатлена. Реж. В. Новарина.
В оригинальном заглавии пьесы — непереводимая игра слов: сад признания (jardin de reconnaissance) мыслится автором одновременно и как сад нового познания (jardin de reconnaisance), проецируясь тем самым на райский сад, в котором новые Адам (Земляной Человечек, в оригинале — le Bonhomme de Terre) и Ева (Жена Семяизвергающая, в оригинале — lа Femme Séminale) ведут бесконечный диалог в своем «говоренном раю» (см.: François Dominique. Le paradis parlé // Valère Novarina, théâtres du verbe. Sous la direction d’Alain Berset. José Corti, 2001. P. 97). При этом Новарина всячески подчеркивает андрогинность своих персонажей, мужественность новой Евы (по-французски la Femme Séminale дословно означает семенная женщина) и женственность нового Адама (le Bonhomme de Terre, т. e. человек, содеянный из земли и праха). Третий персонаж пьесы — Голос-Тень (la Voix d’Ombre) — само олицетворение речи, предшествовавшей человеку и вызвавшей человека из небытия. По свидетельству исполнительницы роли Жены Семяизвергающей Аньес Сурдильон, на репетицию пьесы Новарина приносил репродукции работ Жана Дюбюффе «для создания особого настроения у актеров».
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.
«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».