Сад нашей памяти - [79]

Бабушка тогда с предельной ясностью дала ей понять: Элайну ждет блестящее будущее – однако это будущее не предполагает внебрачного дитя. А еще Оливия запретила Элайне даже словом обмолвиться о ребенке своему дедушке. Когда Либби было восемь дней, Элайна переехала в съемную квартиру, где она и обитала в дальнейшем, учась в Школе права.

Элайна вновь поглядела на себя в зеркало, гадая, как Либби воспримет эту правду. Когда ее собственные родители погибли и весь ее привычный мир словно перевернулся вверх дном, Элайна кипела злостью на то, что случилось. Потребовались долгие годы, чтобы этот гнев наконец отпустил. И у Либби тоже чувствовался тот же безжалостный огонь в глазах.

– Тебе необходимо обо всем ей рассказать, – настойчиво произнес Тед.

– Я хочу, чтобы она немного узнала нас поближе, прежде чем я ей сообщу все как есть. Так сказать, по одной бомбе за раз.

Последовала долгая пауза.

– Только не оттягивай слишком долго, Элайна.

– Не стану.

В животе у нее словно скрутилось все узлом, и она вдруг подумала: а какие бы она сама нашла слова в подобных обстоятельствах?

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – с теплотой отозвалась она.

– Все будет хорошо.

– Надеюсь.

Повесив трубку, Элайна опять надолго уставилась на свое отражение в зеркале. Тед был оптимистом по природе, и ей всегда в нем это очень нравилось. Но иногда в жизни все складывалось совсем не так, как было спланировано.

Глава 20

Сэйди

Суббота, 3 октября 1942 г.

г. Блюстоун, штат Вирджиния

Сэйди пыталась перед собой притворяться, будто того, что случилось несколько месяцев назад в машине у Малкольма, на самом деле не было. Особенно легко это удавалось, когда на нее сваливалось много работы вроде перешивания платьев и починки оторванных рукавов. Или когда она дергала сорняки в огороде, а позднее – занималась заготовками на зиму. Она всегда старалась себя чем-то хорошенько занять, чтобы успокоить дух и отвлечь сознание.

Вечерами они с матерью слушали радио, ни слова не пропуская из новостей о войне. Джонни еще в начале сентября отплыл на транспортном корабле из Норфолка, штат Вирджиния, и им потребовалось целых две недели, чтобы пересечь Атлантику. Он писал, что прежде даже не слышал о морской болезни – теперь же стал как никто сведущ по этой части.

Сейчас он находился на юге Англии и жил в военном лагере, тесно набитом солдатами. Он писал, что ему очень повезло найти себе палатку, которую он делил с двумя другими парнями. Они раздобыли себе на троих небольшой обогреватель, что оказалось очень кстати, поскольку в Англии в эту пору холод и промозглая сырость – нормальное дело.

Джонни ремонтировал тяжелые бомбардировщики, устраняя повреждения, нанесенные самолетами люфтваффе и немецкой противовоздушной артиллерией. Каждое утро он пересчитывал взлетавшие с их аэродрома самолеты, что устремлялись на юг с десятком человек на борту. Они бомбили вражеские объекты в оккупированной фашистами Франции. И всякий раз по возвращении техники нескольких самолетов он недосчитывался. Бывали дни, когда назад не возвращалась и половина.

Все больше и больше юношей из их долины записывались в армию и покидали городок. С войной швейной работы у Сэйди и ее матери прибавилось, поскольку ребятам, готовившимся плыть за океан, требовалась подшитая по росту и подогнанная по ширине военная форма с крепко прилаженными нашивками. И всякий раз, беря в руки чью-то униформу, Сэйди думала о Джонни.

Она снова и снова перечитывала матери приходившие от Джонни письма, и когда она их читала, иголка в руках матери замедляла движение и женщина старательно вслушивалась, ловя каждое слово, словно они были из золота. И никогда ей не наскучивало раз за разом слышать то, что писал домой Джонни. От Дэнни по-прежнему не было ни весточки, однако в то же время не приходило от командования и извещений, что он погиб или пропал без вести.

С Оливией Картер она за все это время ни разу не общалась, и – что куда более важно – ничего не было слышно и от шерифа. Сэйди много размышляла о госпоже Оливии, зная, как глубоко та переживает из-за потери дитя. Девушка понимала, что заскочить ненадолго в Вудмонт – для нее совсем не вариант, однако все же надеялась увидеть Оливию, когда в очередной раз поедет в город за продуктами.

И вот, лелея в себе эту надежду, Сэйди припарковалась напротив магазина мистера Салливана и понесла туда ящик с помидорами. Сезон томатов уже заканчивался, но их еще можно было продать. Последние, уже помятые и перезрелые помидоры, а также огурцы и тыквы в самое ближайшее время пойдут в консервы на зиму.

Проходя мимо там же приткнувшегося к тротуару пикапа, Сэйди заметила сидящую внутри молодую пассажирку. Приподняв немного ящик, чтобы снять тяжесть со впившейся в ладонь занозы, Сэйди внимательнее посмотрела на женщину в машине. С маленького бледного лица на нее устремился дикий взгляд ярких, пронзительных голубых глаз. Сэйди остановилась, встретившись взором с незнакомкой, внезапно осознав, что это та самая девушка, которую она видела возле больницы в Линчбурге.

У Сэйди заколотилось сердце, и она чуть ближе подступила к пикапу. В последние месяцы она много думала о той девушке, гадая, выжила ли та после того, что с ней произошло в том ужасном месте.