Сад - [7]

Шрифт
Интервал

из Праги, а ныне принадлежащую Гамбургскому бургомистру.

— Говоря по правде, — заметил Линней, — искусственное туловище с каркасом из тонких гнутых деревянных реек, набитое холщовыми тряпками, сверху его обтянули змеиной кожей и снабдили ласочьимп головами, что можно увидеть по зубам оной гидры.

Линней подтрунивал над своим членством — пол именем Диоскорида II[6] — в естественно-историческом обществе аптекаря Себы, именуемом Academia Leopoldino-Carolina Naturae Curiosorum[7].



23 мая. Линнеев день рождения. Коли уж выпало тебе быть Линнеем, то и будь им. Но Линнею страшновато.

Чего он страшится?

Того, что, выйдя в сад, обнаружит, что никакого сада там нет.

Что, заглянув в свои стеклянные витрины, обнаружит, что ни коллекций, ни витрин больше нет.

Вот чего он страшится.

Что двадцать восемь учеников исчезнут. Что исчезнут брат и сестры.

Стремясь сохранить свой сад, он ежедневно туда наведывается. Придумывает себе дело. Хоть самое простенькое. К примеру, полить из зеленой лейки определенное растение. Удалить несколько побегов какого-нибудь куста, чтобы он не слишком разрастался. Выполоть пырей.

Процедура эта больше светская, нежели сакральная. В отличие от целого ряда учеников и иных визитеров Линней не воспринимает каждодневную работу в саду как своего рода акт творения. Для него это скорее попечительство. Или, точнее сказать, с тех пор как Господь отошел от творения, оно, по всем вероятиям, приняло форму попечительства, каковое порой исполнял человек.

Оттого-то он не перестает выходить в сад и окружать его своими заботами. Думает, что, если не выйдет в сад, тот зачахнет и исчезнет.


Садовник работнику и вознице:

— Идемте, покажу вам потешные картины и фигуры.

Он подвел их к большой оловянной миске, которую загодя наполнил водой. Работник и возница наклоняются, глядят в миску.

А садовник шлепает по воде ладонью — брызги так и хлещут. Работник и возница трут глаза, напрочь теряют ориентацию.

— Ну вот, — говорит садовник, — вы сами и есть потешные картины и фигуры.

Все трое смеются. Линней видел эту сцену. От него не спрячешься.


Линней рассказывает о своих книгах. О том, как в них можно собрать все на свете знания.

— И как же? — любопытствует садовник.

— Проводя различие меж описанием и фактом.

Садовник на мгновение замирает, потом зигзагами скачет по дорожкам, возвращается к Линнею и опять замирает.



Как же? Как?

Линней продолжает:

— Классификация опирается не только на природу, но в не меньшей степени и на человеческую мысль, которая есть наш способ уразуметь природу. Садовник:

— Я ничего такого помыслить не могу.


Утро, 13 июня. Как и предсказывал календарь, в восемь произошло частное солнечное затмение. Погода стоит сухая, жаркая, иные растения Линней по нескольку раз на дню поливает из зеленой лейки. Двигаться трудно.

Он брызжет водой на обшлаг рукава, смачивает лоб. Ищет садовника и видит: тот сидит на лестнице восточного флигеля. Вокруг него стайка ребятишек. Садовник жестикулирует. Линней с лейкой тихонько подходит ближе, однако останавливается все же на некотором расстоянии и потому слов садовника расслышать не может.


В ворота стучат, почтарь протягивает пакет, плоский, но внушительных размеров. Линней расписывается в получении, уносит пакет в дом. Снимает обертку — под ней два листа картона, а между ними, в шелковой бумаге, — засушенное растение. Сопроводительное письмо обращено к нему, к Линнею.

Вначале идут обязательные приветствия, затем — дело.

«Среди всего сотворенного Господом на земле, пожалуй, не сыщешь ничего удивительнее этого цвет- ка, который, вне всякого сомнения, являет собою одновременно розу, лилию и коноплю. Не розу, не лилию, не коноплю, а всех трех разом. Растение с тремя истоками. Находка — один из многих образцов — сделана в болотистом месте к юго-востоку от Лейдена студентом по имени Франс ван Хаал и послана Вам мною, Андерсом Блекке, ботаником Лейденского университета, для рассмотрения и изучения».

Линней откладывает сопроводительное письмо. Помещает растение на рабочем столе и, вооружившись лупой, пристально рассматривает. Очень скоро он замечает обман. Растение создано рукой человека — части его скреплены между собою клейстером. По запаху Линней узнаёт, что это за клейстер. Зовет садовника в свидетели, демонстрирует ему подделку

— Глупая фальшивка. Картофельный клейстер. Отличный клейстер, новинка, которую я сам применял с хорошим результатом, конечно в иных целях.

Линней знает. Все сущее на земле сотворено Богом, и с тех самых пор никаких новых видов не создавалось. Ничего нового нет, и путем смешения некогда сотворенных видов ничего возникнуть не может.

Пальцами Линней перебирает длинную бумажную ленточку.

— Воздух, вдыхаемый нами, обладает электричеством, а выдыхаемый не обладает.

Но двадцати восьми учеников рядом нет. Только садовник в потемках за окном. Линней начинает сначала:

— Воздух, вдыхаемый нами…

— Н-да, — говорит садовник.

Его лицо теперь совсем близко, прямо перед Линнеем. Но голос доносится словно из дальней дали. Линней делает новую попытку:

— Воздух, вдыхаемый нами, обладает…

— Я, — говорит садовник, — встречал и таких людей, что больше вдыхают, и таких, что больше выдыхают.


Еще от автора Магнус Флорин
Братцы-сестрицы

Магнус Флорин родился в 1955 г., по образованию литературовед, закончил в 1979 г. университет в Умео. Эссеист, писатель, театральный критик, режиссер, член жюри культурного совета по поддержке шведской современной литературы. В 1982–2000 гг. заведовал литературной частью в Драматическом театре в Стокгольме (Драматен). С 2000 г. по настоящее время — директор радио-театра на центральном канале «Радио Швеции».Книги Магнуса Флорина переведены на английский, французский и польский языки. Роман «Братцы-сестрицы» получил премию Радио Швеции за лучший роман по выбору слушателей.На русском языке Магнус Флорин выходит впервые.


Рекомендуем почитать
Жук. Таинственная история

Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.


Два долгих дня

Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.


Под созвездием Рыбы

Главы из неоконченной повести «Под созвездием Рыбы». Опубликовано в журналах «Рыбоводство и рыболовство» № 6 за 1969 г., № 1 и 2 за 1970 г.


Предназначение: Повесть о Людвике Варыньском

Александр Житинский известен читателю как автор поэтического сборника «Утренний снег», прозаических книг «Голоса», «От первого лица», посвященных нравственным проблемам. Новая его повесть рассказывает о Людвике Варыньском — видном польском революционере, создателе первой в Польше партии рабочего класса «Пролетариат», действовавшей в содружестве с русской «Народной волей». Арестованный царскими жандармами, революционер был заключен в Шлиссельбургскую крепость, где умер на тридцать третьем году жизни.


Три рассказа

Сегодня мы знакомим читателей с израильской писательницей Идой Финк, пишущей на польском языке. Рассказы — из ее книги «Обрывок времени», которая вышла в свет в 1987 году в Лондоне в издательстве «Анекс».


Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».