Саамские сказки - [23]

Супруга Мяндаша, Мяндаш-каб, осталась одна. И стала жить, и замуж вышла. Замуж вышла — не живет, а плачет,— своего Мяндаша вспоминает.

Мяндаша вспоминает — песню поет:

Кипел большой котел, бывало,

И пламя днище обнимало,

И был просторен лыпс.

И пламя очага сверкало,

И лыпс родной обогревало…

Да все давно ушло.

Теперь с отродьем человека

Небесного живу.

И котелочек с ноготочек

Себе варю *.

Однажды спала Мяндаш-каб, и приснился ей сон. Мяндаш приснился, привиделся ей Мяндаш мужем. Он сказал ец ласковым голосом:

Жаль тебя мне, женушка.

Знаю я, родимая,

Как живешь ты, мучишься,

Как ты горе мыкаешь.

Молви слово мужу ты:

Пусть стрелйт-застрелит он

В месте во святом меня,

Пусть придет он раненько

И меня добычею

Заберет-захватит он.

А мою постелю[11] пусть

Под свою подложит он

И не кажет улице *.

Утром встала Мяндаш-каб и научила мужа велению Мяндаша.

Муж послушался. Он пошел на то место и подстрелил дикого оленя. Добыл и принес свежее мясо.

И стали жить. И муж стал хорошо промышлять.

Ну, и стали жить, а теща бранит дочку, зачем она не сушит постелю, а бросает в проточную воду. Послушалась дочь своей матери, положила шкуру сушиться на солнышко, а сама ушла в вежу. Солнце закатилось. Женка из вежи на улицу вышла, чтобы шкуру прибрать, а постели-то нет!

Невесть куда делась постели!

«МОЛИТВА МЯНДАША»

И старый Мыхкал сказал мне:

— Петь-то уж я не буду,— и он начал петь дрожащим голосом, про себя, чтобы вспомнилось; заметив, что рука моя потянулась к карандашу, он отрицательно покачал головой и перешел на сказ:

— Слушай, тебе сказываю, а не карандашу!

Мяндаш-хирвас сел на задние ноги и молился о своем. И к нему, к хирвасу, пришел охотник и сел против него. И они стали разговаривать.

Мяндаш укорял человека, он напоминал ему, как он, Мяндаш, научил его охотиться на дикарей, как научил прятаться за кусты, рядиться в еловые ветки, и надевать на себя оленьи рога, и за камень хорониться — не был бы виден охотник дикарю. И не он ли, Мяндаш, вложил в руки человека лук, на прокорм его жены и детей? И дал великий завет: в хирвасном стаде, в осеннем стаде диких оленей, убивал бы только одну важенку на прокорм семьи, но не больше того, а на хирваса осеннего стада — запрет...[12]

— Так я учил, и это было ведомо всем!

А теперь хитер стал человек: ложится на землю, ползет на животе и нападает неведомо откуда, и выстрелы гремят с разных сторон. Дикари слышат гром, но неведомо, откуда посылает его человек. Мы боимся кормиться, мы жить боимся. Теперь охотники добывают и одну важенку, и другую, и много берут сразу в один день удачной охоты. И хирвасов бьют, даже в осеннем стаде! Так ли я учил тебя, небесное отродье?

Охотник же засмеялся. Неразумен душою, он стал похваляться своею хитростью, своею удалью и удачей, своим умением нападать и прятаться.

На это Мяндаш сказал:

— Теперь, когда ты перестал жалеть хирвасов и важенок, Мяндашевых детей, придет время — и не станет охоты на дикаря!

И Мяндаш повторил тому человеку:

— Пусть охотники жалеют важенок и хирвасов дикарьих. Не будут жалеть — кончится им охота на дикаря! — так он сказал.

Это правда, было такое в досельные времена, давно, однако, было оно. При дедах еще, отец мой был молодой парень, он и рассказывал мне.

И сбылось же, не стали жалеть дикаря, много важенок выбивают, не берегут хирвасов... И вот нет охоты на дикаря. Видишь, то его слово пришло!

БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ

Жила старушка с сыном. Жили они, жили, мальчик вырос и стал взрослым парнем. Он задумал жениться.

— Поди, мама, сосватай мне невесту!

За невестой ходить матери легко. Отправилась старушка. Посваталась. От невесты дали слово:

— Есть место!

Пошли старушка с сыном в дом невесты. Их приняли хорошо: посадили в большой угол и угостили, как заведено со старины. И вот по-настоящему сосватались и начали пировать. Невеста среди пира вышла из дому. Стоит она, беседует с сестрицами и с подружками. Откуда ни возьмись вокруг нее завихрился ветер, поднялась пыль, рябь по озеру прошлась, и взвился в небо столб пыльный... Была девица — нет девицы. Бросились туда-сюда, куда девка делась?— нету девицы, нет засватанной невесты.

Вернулся парень домой один. Поутру встал обокраденный жених и сказал матери:

— Мама,— говорит,— испеки мне подорожников. Раз невеста потерялась, как мне, мама, жить? Я пойду искать мою суженую, мою пропавшую невесту.

Взял подорожники и отправился в путь.

Шел, шел и забрел он в топкие болота. Притомился, сел отдохнуть на кочку. Вдруг слышит: голос доносится издалека — кто-то кричит, спасенья просит. Он поспешил на голос. Глубокий мох проседает под ногой, посреди моха яма, окно озерное. Из нее-то слышен голос. Лег парень, распластался, в яму заглянул.

— Ты что?— спрашивает.

А там одна голова видна.

— В яму упал! Болото затягивает. Добрый человек, помоги мне.

Ну, парень веревку с себя размотал и один конец бросил в яму.

— Хватайся за веревку, да держись крепко, я тебя выдерну.

Ну, выбрался тот на землю и говорит:

— Теперь давай побратаемся, ты будешь мне старшим братом, а я тебе буду младшим. Где бы мы ни были, что бы ни случилось — будем выручать друг друга! Я тебе дарю мою саблю.

Парень саблю взял. И пошли они, каждый своей дорогой: спасенный — к северу, а парень — к югу.