С. Ю. Витте - [200]

. Ссылаясь на действительную свою болезнь, которая, однако, не помешала ему шесть месяцев работать и действовать за десятерых, и на согласие государя отпустить его тотчас по заключении займа, Витте все-таки ввернул в свое письмо указание на невозможность явиться в Думу вместе с Дурново, которого он обвинял прямо только теперь, в последнюю, так сказать, минуту, в неудачных результатах внутренней политики, отказываясь от всякой солидарности с наиболее влиятельным министром своего кабинета. Я позволю себе утверждать, что это было сделано с целью: с одной стороны, он знал, что «общественное мнение» не только в России, но и за границею больше всего ставило ему в вину именно то, что творилось по ведомству Министерства внутренних дел, а потому документальный отказ от солидарности с действиями министра, заведовавшего этим ведомством, не мог помешать его репутации, а с другой – говоря государю, что он не одобряет тактики Дурново, Витте как бы заявлял, что решительно расходится с его величеством в оценке людей и событий, так как знал, что государь ценит энергию Дурново, обвинявшего Витте в неумении справиться с революциею и в заигрывании с нею.

Мне кажется, считая доказанным, что Витте не хотел являться в Думу, роспуск которой он признавал неизбежным уже за две недели до ее открытия, что он довольно тонко рассчитал свои ходы; напиши он государю в своем письме только то, что он устал и что с заключением займа он считает свою роль законченною, он рисковал получить ответ такого рода: с января вы почти четыре месяца работали и управляли – посидите еще две недели и откройте Думу, о созыве которой вы так хлопотали, а там видно будет… Но указание на то, что он с Дурново в Думу не явится, делало невозможным такой ответ: приходилось гнать одного Дурново и, значит, развязать совершенно руки Витте, который мог еще бог знает что натворить в несколько недель, и это тогда, когда замена его другим лицом была предрешена, хотя, может быть, и не в этот момент, но вскоре же после открытия Думы, когда Витте успел бы уже так или иначе подвергнуться всем прелестям публичного скандала.

Мне кажется, что Витте прочел все это прекрасно в картах противников и, будучи опытным политиком, ловко отпарировал удар, заставив уволить себя не тогда, когда хотели его враги, а когда он сам захотел.

Что план замены виттевского кабинета новым существовал и что замена эта была в принципе решена до письма Витте, я имею основание считать более чем вероятным, почти даже несомненным, но что предполагалось сделать это несколько позже – доказательством тому служит неготовность состава нового кабинета, заставившая вести спешные переговоры с целым рядом лиц, прежде чем удалось заместить все министерские посты.

Мемуары графа И. И. Толстого. М., 2002. С. 269–282.

Л. М. Клячко (Львов) Повести прошлого

Столкновение двух премьеров

За несколько месяцев до убийства Столыпина в кулуарах Гос<ударственного> совета произошел бюрократический скандал.

Граф Витте беседовал с членом Гос<ударственного> совета Таганцевым. Надо иметь в виду, что гр<аф> Витте всегда был одинок. Бюрократы избегали общения на виду с бывшим премьером, зная, что царь ненавидит его и что общение с ним может навлечь на них опалу. Только некоторые старые независимые бюрократы, состоявшие в либеральном лагере, поддерживали с ним отношения.

К ним подошел председатель Совета министров Столыпин, только что выступавший в заседании Гос<ударственного> совета.

Столыпин протянул Витте руку.

Граф спокойно отвернулся и отошел в сторону.

Рука премьера осталась висеть перед спиною предшественника.

Столыпин немедленно уехал из Гос<ударственного> совета и попросил у царя экстренной аудиенции. На аудиенции Столыпин рассказал о полученном им оскорблении и просил разрешения вызвать Витте на дуэль.

В это время царь был окончательно настроен против Столыпина. Придворные шептуны добились опалы Столыпина тем же путем, каким им обыкновенно удавалось развенчивать всех фаворитов царя; они постоянно указывали на то, что фигура Столыпина заслоняет фигуру царя, что он становится все более популярным и что народ считает настоящим главой России не его, Николая, а Столыпина.

Вот почему царь уже тогда решил сместить Столыпина с поста председателя и дать ему хоть и почетную, но менее влиятельную должность наместника на Кавказе.

Царь отказал Столыпину в разрешении вызвать Витте на дуэль.

Он даже, по-видимому, был доволен этим скандалом. В придворных кругах передавалось, как царь с удовольствием и не без злорадства рассказывал своим близким о том, как Столыпин «получил нос».

Дуэль не состоялась. Столыпину пришлось проглотить оскорбление.

Что привело гр<афа> Витте, государственного деятеля, спокойного и уравновешенного, к такому шагу, как будто мало подходящему к его сану и возрасту?

Об этом я и хочу рассказать.

Пусть читатель не подумает, что этот мой рассказ – плод фантазии.

Правда, он напоминает Рокамболя[233], но все то, что здесь изложено, было на самом деле, и все данные, приводимые мною, подтверждаются официальными документами.

Бомбы в трубах

На Каменноостровском проспекте рядом с огромным домом Лидваля находится небольшой двухэтажный и с виду весьма скромный особняк, принадлежавший в то время графу Витте.