С. Ю. Витте - [145]

Так же точно поступается, если законопроект, принятый Государственным советом по его инициативе, отвергается Думой. Он поступает обратно в совет, рассматривается им вторично и, будучи принят квалифицированным большинством двух третей голосов, представляется непосредственно государю императору и получает силу закона или отпадает по его непосредственному усмотрению.

Не подготовленный к такой новой мысли, вовсе не возникавшей при первоначальном рассмотрении в совещании графа Сольского, в котором, однако, граф Витте постоянно бывал и принимал самое деятельное участие, государь ждал, чтобы кто-нибудь из участников просил слова и выступил по возбужденному, совершенно неожиданному, вопросу. Несколько минут длилось томительное молчание, и первое слово спросил гр<аф> А. П. Игнатьев, который заявил, что он совершенно удивлен возбужденным предложением и мало усваивает себе даже цель его. Он видит только, что при взгляде гр<афа> Витте на предстоящую законодательную работу двух палат едва ли даже нужно их учреждать, потому что законодательствовать будет одна верховная власть, коль скоро все, что придумает нижняя палата, будет непременно отвергнуто верхней и наоборот; очевидно, что при обязательном возвращении отвергнутого проекта в ту палату, где он возник, она из простого упрямства соберет две трети голосов, и дело поступит на решение монарха. Последний явится, таким образом, единственным виновником судьбы всего законодательства, и на него падет целиком ответственность за прохождение всех законопроектов. Если он не утвердит то, что дважды одобрила нижняя палата, – создается разом конфликт между верховной властью и палатой, который всегда и всюду приводит к самым прискорбным последствиям, если же она пойдет за палатой, создается осложнение между нею и той палатой, которая, быть может, по самым серьезным основаниям не нашла возможным одобрить проект при первом рассмотрении, видя в нем вред для государства.

Я сидел против государя и не имел в виду выступать с моими возражениями, но государь упорно смотрел на меня и после короткого замечания Победоносцева, поддержавшего точку зрения гр<афа> Игнатьева, без всякого вызова с моей стороны, спросил меня: «А вы, Владимир Николаевич, какого мнения по этому вопросу? Мне показалось, что вы хотели бы высказать его».

Я заявил, что разделяю взгляд графа Игнатьева в существе и более подробно развил значение двухпалатной системы законодательства, роль Государственного совета как верхней палаты, которая должна сдерживать увлечения нижней, что в этом нет ничего необычного. <…>

Никто, кроме кн<язя> Оболенского, не поддержал Витте и государь закончил прения, сказавши: «Вопрос достаточно выяснен, мы оставляем статью без изменения – пойдемте дальше».

Коковцов В. Н. Из моего прошлого: Воспоминания, 1903–1919. Кн. 1. М., 1992. С. 124–128.

И. И. Колышко Великий распад Продолжение

Глава XIV. Витте

7. Чаша

* * *

С начала октября 1905 года в «сферах» происходила ожесточенная борьба, результаты которой предвидеть было трудно. По возвращении Витте из Портсмута борьба эта приняла характер свалки. Царь был поставлен между двумя почти равными силами, толкавшими его в противоположные стороны: на челе одной стоял Трепов, впоследствии поддержанный вел<иким> кн<язем> Николаем Николаевичем и императрицей-матерью, другая сила сплотилась из ближайших к особе царя лиц, обладавших всеми его симпатиями и полным доверием: кн<язя> Орлова, Нилова, Дрентельна, гр<афа> Шереметева и др. Избранником первой силы был гр<аф> Витте, избранником второй – гр<аф> Игнатьев; первая сила толкала к конституции, вторая – к диктатуре. И так как обе силы были почти равны, то царь не склонялся ни туда, ни сюда, т. е., вернее, – склонялся то туда, то сюда, в зависимости от крупных и мелких событий и от настроений.

<…> Когда царь вызывал к себе Витте, в соседней с кабинетом туалетной сидели близкие к царю лица, жадно ловя каждое слово секретных совещаний. После ухода Витте они говорили царю:

– Витте хочет свергнуть монархию… Витте хочет сесть президентом республики… В лучшем случае он хочет сам дать России конституцию, отодвинув вас в тень…

Тогда-то и родилась мысль о манифесте, о котором Витте и не заикался. У царя на столе лежал его доклад (о котором ниже), и этот доклад, по плану Витте, должен был послужить основой реформы. Дарованию конституции должна была предшествовать длительная законодательная подготовка. При всей своей тяге к власти Витте внутренне струсил ее. Он готовился семь раз отмерить ту свободу, что можно было отпустить России, притом обеспечив себе симпатию и помощь либерального общества. В душе деспота было мало влечения к истинной свободе. Для Витте свобода России была лишь ступенью к власти и маслом, которым поливают разбушевавшиеся волны. <…>

8. 17 октября

В один из осенних вечеров Витте спешно меня вызвал.

– Вот что, голубчик, нужно написать две записки. Одну – строго секретную, для государя, другую – для публики…

Витте ходил с видимым волнением и обжигал меня испытующими не то ласковыми, не то недоверчивыми взглядами. Я замер.

– У вас иногда выходит…