С. Ю. Витте - [114]

Часов в девять пришел из Нью-Йорка пароход «Дейчланд» (Deutschland), но о выходе «Кайзера Вильгельма» из Плимута известий не было. К одиннадцати выяснилось, что придется ночевать в Шербурге. Пассажиры, как ехавшие с нами, так и прибывшие на «Дейчланд» и не успевшие попасть на вечерний поезд в Париж, стали размещаться в казино и в городских гостиницах. Витте и его семья остались в казино. Меня с Шиповым направили в отель «Де Лагрикюлтюр», где мы нашли прекрасную комнату. На другой день часам к девяти все опять собрались в казино, а затем приступили к завтраку, во время которого узнали о приходе «Кайзера Вильгельма» из Саунтгемптона. В 12 часов мы перешли на катер, который подвез нас к «Кайзеру». Семья Витте провожала его до момента отплытия и, видимо, поглощала все его внимание. Особенно нежно он прощался с женой, к которой очень привязан.

В два часа пополудни 14 июля мы подняли якорь и при довольно спокойной погоде вышли в океан. На «Кайзере» оказались чиновники нашего министерства Набоков, Плансон и служащий Русско-китайского банка Берг. Они сели на пароход в Бремене. Пассажиров много, в их числе несколько журналистов: известный писатель Маккензи-Валлас, автор отличной книги о России, бывший профессор Харьковского университета и корреспондент лондонской газеты «Дейли ньюс» Диллон, корреспонденты парижской газеты «Матен» Хедеман, газеты «Пти паризьен» Ришар. Кроме того, корреспондент англичанин Лонг, а из русских – А. Н. Брянчанинов от «Слова» и Б. А. Суворин от «Нового времени». Едет также представитель «Ассосиетед пресс» в Риме итальянец Кортези. Последний назначен был еще тогда, когда предполагалось послать для переговоров посла в Италии Муравьева.

У Витте большая каюта из двух отделений и ванны около верхнего салона, одна из лучших на пароходе. Кстати, заказы кают сделаны были в последнюю минуту по телеграфу, когда почти все места были уже заняты. Несмотря на это, немцы сделали все возможное, чтобы разместить нас удобнее. С Витте едут слуги – Краснов и англичанин Хевери. Остальные члены нашей компании получили каюты в разных частях парохода, лучшая каюта у Шипова, взятая им у одного из офицеров. У меня каюта маленькая и полутемная, зато я один, а в морском путешествии это еще важнее, чем в сухопутном. Плансон поместился с Набоковым, Ермолов – с Самойловым.

15/28 июля. Атлантический океан. Погода хорошая, качки почти нет. Сегодня корреспонденты интересовались личным составом нашего посольства и какие обязанности несет каждый из нас. Витте относится, по-видимому, довольно скептически к исходу переговоров: мы едва начали наше путешествие, а он мне уже поручил справиться на всякий случай о пароходах, отходящих в ближайшем будущем из Америки, «так как, – заметил он, – мы там, вероятно, останемся недолго. Из переговоров ничего не выйдет».

За обедом, который нам подается особо от других пассажиров в отдельной гостиной, так называемой «Молткэ зал» (Moltkesaal), зашла речь о китайцах и японцах и их отличиях. Витте доказывал, что японцы имеют совершенно самобытную цивилизацию и по характеру и духовному складу отличаются от китайцев. Говоря о наших отношениях к последним, он заметил, что другой народ, менее терпеливый, не вынес бы половины злоупотреблений и несправедливостей, коим его подвергли русские, особенно с момента занятия Порт-Артура. Затем зашла речь о деятельности наместника адмирала Алексеева. Витте подверг ее резкой критике, обвиняя Алексеева в преступной бездеятельности, в военных ошибках и в противодействии из-за мелочного честолюбия Куропаткину. Вина последнего, по мнению Витте, в чрезмерном оппортунизме, нерешительности и слабости. По поводу переговоров с Японией Витте заметил, что после появления нашей «Малиновой книги» лучше не упрекать японцев в вероломстве, а обратить внимание на неискренность собственной политики[157]. Генерал Ермолов доказывал невозможность для белой расы сближения с желтой.

16/29 июля. Ночью началась качка, которая продолжалась весь день и стала стихать только к вечеру. Несмотря на качку, все наши явились к завтраку и к обеду. После завтрака Витте играл на верхней палубе, где устроено так называемое «венское кафе», в suffle board[158]. Игра заключается в метании по гладкой палубе при помощи лопаточки плоских деревянных кружков, направляя их в начерченные мелом квадраты различного значения, смотря по написанной на них цифре. С ним играли Мартенс, Шипов и План-сон. Публика с интересом следила за игрой, а некоторые, вооружившись фотографическими аппаратами, стали делать снимки играющих. С нами <е>дут еще журналисты Смолей и Мак Келлох, первый от лондонского «Таймса», второй от «Нью-Йорк Херальда». Смолей, должно быть, уже был знаком с Витте, они сегодня долго разговаривали, гуляя по палубе. Витте как-то остановился над нижней палубой и долго глядел на скучившихся внизу пассажиров 3-го класса, преимущественно эмигрантов-поляков, прислушиваясь к их говору. «Здесь, должно быть, много наших евреев, – сказал он, – вот кому плохо ехать в чужие края на полную неизвестность».

За обедом генерал Ермолов, рассуждая о новейших войнах, выразил мысль, что, невзирая на образцовую организацию англичан и американцев, и те и другие оказались совершенно не подготовленными к войне, первые – с бурами, вторые – с Испанией (наш генерал был прикомандирован к американскому штабу на острове Куба). Витте возразил, что это не совсем так, ибо и те и другие достигли поставленной цели, причем англичане, несмотря на долгую и трудную борьбу, проявили замечательный патриотизм и единство, а что нам, русским, лучше не говорить об организации и порядке ввиду обнаруженной во время войны несостоятельности. «Если Россия, – сказал он, – побеждена, то лишь собственными непорядками, русская же армия показала, как всегда, беспримерную доблесть, выносливость и самоотвержение. Все, что делалось, было ошибочно и пагубно. Начать хотя бы с назначения Алексеева и Куропаткина к совместному командованию. Когда Куропаткин собирался ехать в Маньчжурию, чтобы вступить в командование армией, то посетил меня и просил дать ему совет. Хотя я ему ответил, что это бесполезно, ибо совету он все равно не последует, он настаивал, говоря, что придает мнению моему большое значение. Тогда я посоветовал ему тотчас по прибытии в Маньчжурию арестовать наместника и отправить его в Петербург, а затем уже приступить к военным операциям. Куропаткин посмеялся над моим советом, но дальнейшие события показали, насколько я был прав. Вместо исполнения плана Куропаткина, состоявшего в том, чтобы, отступая, завлекать японцев хотя бы до Харбина, мы полезли вперед – и все это под непосредственным давлением Алексеева и благодаря бесхарактерности и угодничеству Куропаткина. Я считаю его храбрым и дельным генералом, но у него не хватило гражданского мужества, он все старался подлаживаться и к Алексееву, и к Петербургу и не угодил никому».