С. Ю. Витте - [109]
В июле [1904 г.] Витте прибыл в Нордерней. Он привез с собой целый штаб чиновников. Я сразу поставил себя с Витте на короткую ногу, пригласив его по вечерам ужинать у нас в нашей вилле. Обед заканчивался тогда обычно уютной болтовней, длившейся иногда два, даже три часа. Витте говорил обо всем, не стесняясь, что являлось первым залогом того, чтобы не быть скучным при частных свиданиях. Он впал в немилость у своего монарха и питал к нему злобу. Он не любил также и императрицу Александру Федоровну, которую он обвинял в том, что она восстанавливала против него своего супруга. Для этого она использовала испытанное средство, рассказав царю, что петербургское общество убеждено, что он является марионеткой в руках Витте. Императрица даже нарисовала маленькую карикатуру, представляющую Витте, с его массивной фигурой и его грубыми чертами лица, державшего в руках маленького паяца с тонкими чертами мнимого самодержца. Свою отставку Витте изображал следующим образом: «Когда в назначенный день я кончил свой обычный доклад, император Николай некоторое время рассеянно смотрел перед собой на свой письменный стол, а затем, не глядя на меня, сказал мне слабым голосом, что у него такое впечатление, что мое здоровье в последнее время пошатнулось, и ему не хочется, чтобы я переутомлялся. Поэтому он освобождает меня от поста министра финансов и назначает председателем Совета министров. Тогда я потерял терпение, – продолжал Витте, причем гнев даже теперь заставил покраснеть этого сильного человека. – Такая фальшь и притворство возмутили меня. Я сказал императору: “Я не понимаю, зачем вы разыгрываете со мной такую комедию. Место председателя Совета министров в России – это чистейшая синекура. Точно так же вы могли бы меня сослать на Кавказ или в Сибирь”». После небольшой паузы Витте добавил не без некоторого волнения в голосе: «Но вы сейчас увидите, что у императора есть также и хорошие качества. Вечером того же дня он прислал мне толстый конверт, в котором было 400 тысяч рублей». Витте был, видимо, горд этим возмещением за причиненный ущерб. Витте был убежденным приверженцем хороших отношений между его отечеством и Германией. Не потому, чтобы он чувствовал к нам особую симпатию. Париж как город он предпочитал Берлину. Французы ему нравились больше немцев, англичане и американцы импонировали ему в большей степени. Но он был убежден, что от сохранения мира и добрых отношений между Германией и Россией зависит судьба русского царствующего дома, а он, при всей его тайной вражде к теперешнему царю и несмотря на случайные приступы либерализма, был безусловным монархистом. Уже в 1904 г. он держался того мнения, что падение монархии в России будет сигналом к анархии, нужде, разрухе и разложению гигантской империи. Подобно многим другим русским государственным людям, Витте не одобрял и презирал фанатические увлечения славянофилов балканскими народами, которые все без исключения, сначала сербы, потом болгары, греки и румыны, при всякой возможности платят России гнусной неблагодарностью за ее жертвы людьми и деньгами. Не только в Сибири и в Туркестане, но и на Кавказе и даже в Европейской России огромные пространства ждут культуры и обработки и эксплуатации огромного количества ископаемых. Сомнительно, будет ли обладание Константинополем счастьем для России. Николай I однажды написал твердой рукой на донесении, в котором говорилось, что православный крест должен быть вновь поднят на церковь святой Софии: «В теории это хорошо и красиво, но в действительности владение Константинополем будет для России скорее моментом слабости, чем силы. Зачем нам три столицы? Петербург, создание величайшего из русских царей, от которого мы не можем отказаться, святая Москва-матушка, от которой мы еще меньше можем отказаться, и, наконец, Византия?» Витте и подавно был против всякого расширения русского государства в Европе. Восточная Пруссия? В России уже достаточно немцев. Познань? В России уже достаточно поляков. Галиция? В России уже достаточно евреев. Главное же основание того, что Витте являлся сторонником мира и согласия с немецким соседом, лежит в его твердом, как скала, убеждении, которому, как я слышал, он остался верен до последнего момента своей жизни, что война между Россией и Германией поведет к возможному падению Гогенцоллернов и к несомненному падению Романовых и послужит только на пользу революции.
Переговоры о торговом договоре происходили обычно до обеда, иногда, кроме того, и после обеда. Витте встретился со мной с намерением не задерживаться на детальных вопросах и на мелочах, а обсуждать проблему в целом с более высокой точки зрения. Нельзя отрицать, что по широте взглядов он превосходил моих уважаемых немецких сотрудников. После того как последние некоторое время перебранивались со штабом Витте, он обычно передавал мне маленькую записку, на которой говорилось приблизительно следующее: «Mettons fin à ces commerages inutiles! Je vous propose la solution suivante…»
