С. Ю. Витте - [100]

22 июля. <…> Любопытным образчиком времени служит возлюбленный государев министр внутренних дел. Этот человек, лишенный и умственных способностей, и каких бы то ни было убеждений, и самого элементарного гражданского мужества, убедил государя, что с назначением его, Сипягина, министром внутренних дел все переменится: земство сохранит одну вывеску, правительственная власть в лице своих чиновников проникнет всюду, иноверие исчезнет, иноплеменные части России внезапно обрусеют и т. п. Написав на эту тему множество проектов, Сипягин видит теперь сам невозможность их осуществить и на днях вследствие того получил от государя такой комплимент: «Вы много обещаете, да мало исполняете».

Назначению Сипягина много содействовал Витте, который и продолжает всячески его поддерживать и скрывать его бездарность. Между тем на самого Витте среди имеющих к государю доступ разнообразных личностей поднялось гонение. Во главе этого гонения ничтожный начальник охраны Гессе, сколько слышно, честный, но ограниченный пехотный офицер, командовавший при Черевине батальоном, а теперь сделавшийся чем-то вроде министра внутренней политической полиции; за ним идут следом разные офицеры, писаки и подаватели записок, долженствующих пересоздать Россию и упрочить их собственное благоденствие. Отсюда идет критика виттевского финансового управления, управления, действительно заслуживающего критики, но не на те темы, кои доступны пониманию вышереченной мелкоты. Обвиняют Витте в пристрастии к иностранным капиталам, в покровительстве евреям, в допущении нерусских подданных устраивать промышленные предприятия России, что называется, отдавать иностранцам русские богатства и т. п. Логическим выводом из этого является необходимость отдавать эти богатства самим критикам, во главе коих являются некоторые чересчур размножившиеся великие князья, отрицающие обязательность для сего какого бы то ни было закона. <…>

1902 г.

1 сентября. Будучи в Петербурге, заезжаю к Витте. Застаю его весьма мрачным и меланхоличным. Ведение дел и положение лиц, дела ведущих, особливо министра финансов, делается все более затруднительным. Главной причиной – опять-таки все более и более резко выдающееся настроение государя, настроение, главным образом внушенное черногорками и их протеже Филиппом. Этот, по оценке своих покровительниц, святой человек внушает государю, что ему не нужно иных советников, как представителей высших, духовных, небесных сил, с коими Филипп ставит его в сношение. Отсюда нетерпимость какого бы то ни было противоречия и полный абсолютизм, выражающийся подчас абсурдом. Если на докладе министр отстаивает свое мнение и не соглашается с мнением государя, то через несколько дней получает записку с категорическим приказанием исполнить то, что ему было сказано. В черногорско-филиппском вопросе большую роль играет денежный вопрос. Прошлой осенью Стана и Милица, находясь в Ялте, вызвали к себе Витте и стали требовать от него, чтобы он согласился на крупную денежную выдачу их отцу, черногорскому князю. Витте отвечал решительным отказом, и тогда Стана с запальчивостью сказала ему, что она заставит его раскаиваться в таком отказе. На второе приглашение Витте не поехал и остался с обеими сестрами во враждебных отношениях. Это, конечно, не помешало и Филиппу, и черногоркам получать от государя многочисленные и значительные денежные суммы как последствие чтений и бесед о высшем, лучшем, неземном мире, представителями коего они являются в придворной развращенной среде.

<…> 30 декабря. Понедельник. В общем собрании Государственного совета утверждение сметы государственных доходов и расходов на 1903 год. При рассмотрении сметы этой в Департаменте государственной экономии высказано опасение, что продолжение теперешней политики министра финансов должно привести нас к разорению. Присутствуя в общем собрании, Витте должен был произнести речь, представляя объяснения к смете и, конечно, также на заключение Департамента экономии. Он умно повернул дело иначе и высказал полное согласие с заключением Департамента экономии, подтверждая, что налоги достигли таких размеров, что умножать их невозможно, а следовательно, и невозможно увеличивать расходы; что бюджет в течение десяти лет с одного миллиарда достиг двух миллиардов и, несмотря на то, не перестают возникать новые требования, кои по сделанному им, Витте, в присутствии государя императора подсчету достигают ежегодной прибавки в двести пятьдесят миллионов рублей; что так продолжать невозможно и что он, Витте, весьма желал бы, чтобы господа министры приняли решение не умножать расходов. Одной из главных опасностей для государственного бюджета он выставлял постройку стратегических железных дорог, кои доход от эксплуатации железных дорог, дававших сорок миллионов дохода, превратили в сорокапятимиллионный дефицит по этой статье. Куропаткин возражает весьма неубедительно, Витте отвечает ему весьма сильно, Лобко поддерживает довольно бесцветно необходимость соблюдения бережливости. Обо всем этом решают представить государю специальный журнал.

<…> Заезжаю к Витте, нахожу его в мрачном настроении. Вести дела все труднее и труднее. Государь почитает себя непогрешимым и долженствующим действовать по своим личным вдохновениям, в чем и выражается самодержавие!.. Последствием этого невозможные в смысле государственного управления выходки. Например: пред отъездом Витте из Ливадии государь спросил его за завтраком его мнение об учреждении особого главного управления по делам судостроения и судоходства. Витте отвечал так: «Это было бы все равно, что отрезать от цельного организма отдельный орган, например от человеческого тела один палец, и желать, чтобы он жил самостоятельною жизнью». Государь замолчал. Вслед за тем [Витте] уехал, но тотчас по прибытии в Петербург фельдъегерь привез ему из Ливадии указ об учреждении для Александра Михайловича Главного управления по делам судостроительства!!