С.С.С.М. - [25]

Видел Краслен и прозрачные здания-шары, подвешенные на опорах, и здания-цилиндры, похожие на поставленные стоймя бесконечно длинные папиросы, и здания-полусферы, словно выросшие из земли по приказанию человека, как грибы-дождевики в ответ на влагу. Поняв, что не сможет увидеть и сотой доли столичных чудес, Краслен сел в авиобус. Плексигласовый вагончик на пропеллере легко поднялся ввысь, туда, где на крыше огромного дома читался ряд красных букв: «Даешь новый быт!»

«Следующая — площадь Рабинтерна!» — объявил вагоновожатый.

Кирпичников полетел наугад и оказался возле Выставки Народного Хозяйства. Пройдя через ворота, представляющие собой гигантскую вращающуюся шестеренку, Краслен попал на площадь с огромным фонтаном в центре, вокруг которой располагались павильоны. Несколько часов он, переходя из одного в другой, разглядывал модели авиаматок и дирижаблей, уменьшенные электрогенераторы и солнечные батареи, проекты детских садов и рекоповоротных установок, новые обтекаемые автомашины и радиоприемники, свиней-рекордсменок и красных рысаков. Кони этой масти, выведенные тридцать лет назад товарищем Чумириным, известным красностранским селекционером, были гордостью отечественного животноводства. В них была не одна, а целых две лошадиных силы. Хотя с распространением тракторов надобность в этой силе на полях отпала и красные кони стали катать детвору в зоопарках, они остались одним из главных символов С. С. С. М. наряду с черным квадратом и пятиконечной звездой.

Послеобеденное время Краслен провел на матче по авиаболу. Внутри поля — прозрачного куба — носились спортсмены на крыльях-летатлинах, пытаясь загнать мяч в корзину противной команды. В Правдогорске не было площадок для такого вида спорта. Как мечтал Краслен увидеть матч не в собственной фантазии по радиорассказу, не с газетных фотографий, а вживую! И — сбылось.

Обратно, к главной площади, он ехал уже в сумерках. Краслен чуть-чуть жалел, что он приехал в мае, когда ночи столь короткие и светлые. А как бы хорошо смотрелась башня Интернационала в темноте! Наверно, не было бы видно ни нижнего, кубического этажа, ни среднего — пирамидального, ни верхнего — цилиндрического, вращающихся каждый с разной скоростью. В ночи Краслен видел бы лишь огни, неоновые лампочки, которые волшебно повторяли б очертания дерзкой башни, новой вавилонской лестницы на небо, каждую минуту изменявшиеся… Он еще приедет, разумеется, приедет, чтоб увидеть этот монумент во всей красе, узреть во тьме рубиновые звезды на старинной башне крепости, расписанной пролетарским художником, покататься в авиобусе… С Бензиной. Или… Нет, с Бензиной, обязательно!

Вернувшись на главную площадь за час до указанного Буеровым времени и найдя ее почти пустой, Краслен зашел наконец и в Мавзолей. Торжественные и печальные красноармейцы в буденновках и шинелях революционных времен (была среди них и одна красноармейка — показатель того, как далеко ушла страна от средневекового неравенства полов) молча указывали путь в каменных коридорах. В крипте было зябко и гудел рефрижератор: по решению съезда Партии Вождя не стали делать мумией. Как мамонт, он был заморожен в полной целости до тех лучших времен, когда наука найдет способ для его оживления.

Вождь лежал в хрустальном саркофаге — тихий, бледный, невесомый. «Какое странное зрелище, — подумалось Кирпичникову. — Мертвый революционер! Ведь сама суть революционера в том, чтобы жить, жить так ярко, как только можно: воевать, любить, кипеть, бороться…» Он еще раз глянул на лицо Вождя и подумал, что это лицо спящего человека, а никак не мертвого. Снова пришла мысль, что Краслен родился слишком поздно, не застал Вождя живым, не смог сражаться с ним в одном строю, свергать царя, осваивать пустыни, строить ГЭСы… Все, что остается, — это пользоваться плодами работы старших товарищей да видеть перед собой вместо вождя пустую оболочку его… Нет, нет, как так можно думать?! Буеров ведь дал задание. Краслен послужит Родине, послужит мировому пролетариату… Жаль, что задание слишком легкое. А вдруг он не сумеет выполнить даже такое?

Краслен мысленно попросил Вождя помочь ему в загранпоездке и пообещал во что бы то ни стало не трусить и не сдаваться раньше времени, если что-то пойдет не так. Потом, уже сильно промерзший, направился к выходу.

— Я знал, что вы придете, — сказал крин, копаясь в своем шкафчике.

Краслену и в голову не приходило, что можно и не вернуться. Струсить, плюнуть на задание и уехать в Правдогорск.

— Конечно, я пришел. А как иначе? — удивился пролетарий.

Внезапно откуда-то из глубины кабинета — Кирпичников совершенно не понял, каким образом, — возник человек в черном комбинезоне, с маленькой черной бородкой и сросшимися бровями. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, увидел Краслена, будто бы испугался и застыл. Буеров взволнованно обернулся, бросил на неизвестного сердитый взгляд, и тот мгновенно скрылся.

— Похоже, он решил, что я один здесь, — сказал крин, не обернувшись, пролетарию. — Я прошу вас: никому не говорите, что вы видели.

— Он тоже по заданию? Как я? — сказал Кирпичников.