С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке - [103]

Его заявление было встречено в штыки и дилетантами и профессионалами. Один из последних вспомнил в связи с этим анекдот из жизни Шопенгауэра, считавшего, что мир — лишь его представление. Почтенная супруга субъективного идеалиста, не выдержав столь унизительного отношения к факту реального существования ее персоны, попыталась выцарапать глаза мужу-философу. Он, естественно, был удивлен и возмущен ее поведением и выразился соответствующим образом, на что супруга, не лишенная чувства юмора, ответила: «Это была не я, это было твое представление». Так вот, продолжал оппонент бруклинского профессора Леви, разговоры о любви к ближнему, как о главном мотиве человеческой деятельности — фикция. Грубая реальность выглядит совершенно иначе. Не углубляясь в дебри отвлеченных материй, оппонент в качестве наглядного примера привел «Невольничий рынок», раскинувший свои шатры под сводами вашингтонского «Хилтона».

«Невольничий рынок» в «Хилтоне» — аналог «Стены плача» в «Американе». Ежегодный форум американских философов, как и ежегодные сессии американских словесников, собирается главным образом для того, чтобы помочь витающим в эмпиреях заработать на хлеб насущный. Ибо одно дело обсуждать «Пир» Платона, а другое — быть обнесенным на пиру пресловутого «всеобщего благоденствия». Ибо боль зубная, головная, душевная и прочие заключается не в зубах, головах и душах философов, а в общественном миропорядке капитализма, который необходимо не только объяснить, но и изменить. Ибо люди — и дилетанты и профессионалы — предпочитают удовольствие боли, и вопрос «почему?» должен прилагаться не к этой естественной человеческой потребности, а к тому, почему в Соединенных Штатах, провозгласивших в своей Декларации независимости как одно из наивысших прав человека «поиск счастья», даже поиск работы оказывается тщетным, как поиск человека Диогеном с зажженным фонарем в руках при утреннем свете!

«Невольничий рынок» в «Хилтоне» был самым многолюдным местом на ежегодном форуме американских мудрецов. Здесь посетителей толпилось куда больше, чем на семинарах «Философского общества по любви и сексу» и даже чем в кафетерии «Горячая сдоба моей мечты», специально открытом для делегатов. (Обычные рестораны «Хилтона» были им не по карману.) Оно и понятно, так как «горячая сдоба» их мечты — это работа по профессии, по призванию. А более семисот участников форума, то есть одну его треть, составляли безработные. Но торговля на «Невольничьем рынке» шла далеко не бойко. Многие представители крупнейших университетов страны даже поснимали с лацканов своих пиджаков опознавательные жетоны, чтобы не привлекать к себе внимания страждущих и укрыться за анонимностью от злобы дня и суеты сует. (Именно злобы, а не любви.) Что же касается ловцов душ из мира большого бизнеса, то они презрительно воротили нос от представителей «априорных наук», составлявших подавляющее большинство «невольников», выискивая в их толпе специалистов по кибернетике, программным анализам и так далее, которые в отличие от своих «чистых» собратьев отличаются не только прикладной надежностью, но и политической благонадежностью. Ничего не поделаешь, оправдывались ловцы душ, отставание даже на год в области компьютеров грозит поражением в конкурентной борьбе, а в философии что год, что тысячелетие — все одно.

Да, тяжело быть в Америке философом, тем более безработным. И еще тяжелее сохранять при этом философское спокойствие, тем более если мир не твое розовое представление, а пронзительная мрачная реальность, не просто феноменология духа, а куча детей, которых нужно кормить и поить, растить и учить.

Кстати, о детях. Была иа «Невольничьем рынке» и специальная детская площадка. Нет, до детоторговли в американской философии, в отличие от проституции, наркомании и кинематографа, дело еще не дошло. Просто в некоторых семьях род занятий стопроцентно философский, и родители, отправляясь на свой съезд в Вашингтон, вынуждены были захватить с собой и младшее поколение. Для него-то и организовали детскую площадку. Пока взрослые решали проблемы бытия и неустроенности быта, малыши резвились под присмотром трех нянек-активисток. Были среди них и братья Тонг из Вильямстауна — шестилетний Поль и двухлетний Джон.

— У меня и папа и мама философы, — важно оповещал всех желающих послушать шестилетний Поль, облаченный в форму футбольной команды своего родного города. Говорил он это, так сказать, в информационном плане, лишь констатируя факт, без особой гордости за своих ученых «предков», без какого-либо сыновнего энтузиазма.

— А что за философы они у тебя? — поинтересовался кто-то из репортеров.

— Не знаю, просто философы, — ответил Поль.

— А тебе самому хотелось бы стать философом, когда вырастешь? — последовал еще один вопрос.

— Нет, — кратко и решительно ответил шестилетний Поль.

— Устами младенца глаголет истина, — невесело пошутил кто-то. — Ну что за существование у нас, философов?

— Исключительно философское, — подхватил шутку бородач в темно-коричневом кожаном пиджаке. — Вот я, например, мыслю, следовательно — существую. И только…