С подлинным верно - [33]

— Да, да, — откликается Елена Митрофановна, — я уже прикидывала мысленно… Как хочешь, а без Линякина не обойтись…

— Ну несомненно! Без него просто скучно будет. Линякин так всех умеет объединить, так развеселить…

— Он что же — артист? — спрашиваю я. — Нет? Значит, затейник-массовик?

— Нет, нет, простой человек, служащий… в каком-то там тресте работает экономистом, а вот поди ж ты… даст бог человеку талант!.. Так умеет именно агитировать за веселье… Да вы сами увидите: приходите к нам четырнадцатого, вот тут Пал Палыч Линякин развернется во всю, так сказать, ширь…

Четырнадцатого я зашел к ним пораньше, так что весельчак Линякин пожаловал уже при мне.

На первый взгляд я не обнаружил в Линякине ничего особенно веселого или обаятельного: появился в квартире незаметным образом длинноносый сутулый человек с лысиной, аккуратно прикрытой волосами, заимствованными у висков и затылка. Вместо глаз — щелочки, отчего кажется, будто обладатель этих щелок весь мир подозревает в чем-то нехорошем и пока что присматривается, чтобы уличить человечество впоследствии, когда достаточно наберет улик…

Войдя, Линякин небрежно поздоровался с хозяевами, еще небрежнее кивнул мне и сразу направился к пышно убранному именинному столу… Ну, кто же не знает этих богато накрытых столов, составляющих гордость хозяйки и предмет уважения со стороны гостей, пока гости не осмелеют и не втянутся в процесс разрушения всего, что сооружено на столе?.. Но «душа общества» Линякин осматривал стол с придирчивостью, напоминающей ревизию госконтроля в организации, подозреваемой по части неблагополучия в материальной и финансовой отчетности. Или скажем так: перед своим «смертельным» номером в цирке выходит на арену гастролер, дабы лично убедиться, что сложная аппаратура для его полетов и прыжков смонтирована правильно. Выходит он еще «инкогнито»… На гастролере — мохнатый купальный халат, лицо не загримировано, и всем своим видом гастролер показывает, что он просит его не замечать. Вот через пять минут зажжется полный свет, станут шеренгой униформисты, и шталмейстер диким голосом проорет полный титул гастролера; тогда-то под бравурную музыку появится перед зрителями исполнитель главного «аттракциона» в блестящем плаще, завитой, накрашенный и улыбающийся, словно этикетка с туалетного мыла…

Линякин осматривал, естественно, не аппаратуру, а, главным образом, — бутылки со спиртными напитками, расставленные хозяевами на столе не без некоторых декоративных и гастрономических соображений. Длинной волосатой рукой Линякин брал бутылки и перемещал их на столе. Делал он это очень серьезно, и лицо у него в эти минуты было значительное…

— Та-ак, — негромко приговаривал он, — портвейн надо сюда. Наливочки переставьте поближе к маринаду… Здесь достаточно будет этого графина, а тот — отставьте подальше… И вообще я вам должен сказать: ассортимент у вас неправильный. Надо было усилить крепкую часть…

— Может быть, послать купить еще?..

— Не стоит. Как-нибудь уж я сбалансирую…

Неизвестно, что бы еще предпринял на столе именинный затейник Линякин, но тут раздался первый звонок, и гости один за другим стали появляться в комнате…

Заинтересовавшись общей суетой и разговорами, я как-то отвлекся от наблюдений за Линякиным. А когда я снова стал смотреть на него, все уже расселись за столом, прошла первая пауза смущения и началась первая стадия насыщения: гости и хозяева ели сперва почти молча, а потом — с разговорами, все более и более оживленными и веселыми…

Вот тут я понял, что мое сравнение с цирковым гастролером вполне правомерно, ибо Линякин и во второй стадии полностью повторил повадки гастролера: боже, как расцвела эта некрасивая и длинноносая личность за столом! Какая распустилась у нее на устах веселая и бесшабашная улыбка! Каким металлом налился тускловатый по тембру голос! Решительно: он царил за столом, как то и предсказывал хозяин дома… Но сразу же я понял, что весь запал Линякина, весь его темперамент посвящен одной теме: он уговаривает всех присутствующих пить возможно больше.

Казалось бы — не слишком обширное поприще для длительных речей. Ан выходило так, что Линякин бряцал на одной этой струне часа полтора подряд. Причем, заметьте: сам он пил чрезвычайно мало — так, только подносил ко рту все один и тот же бокальчик со слабенькой наливкой. Но ото всех требовал возлияний воистину гомерических…

Меня пленила та могучая, так сказать, палитра, коей располагал Линякин. Он, подвигая сотрапезников на вящее потребление алкоголя, прибегал и к уговорам, и к ухаживаниям, и к оскорблениям, и к поощрению, и к лести; и к многочисленным доводам логического, патетического, сатирического и психологического порядка; и к примерам, почерпнутым в истории, в литературе, и искусстве, в обычном праве…

— Как?! — гремел Линякин. — Вы отказываетесь выпить с нами?! Вы — кандидат наук и не пьете?! Да знаете ли вы, что Пастер, Рентген и даже сам Фарадей пили как свиньи?! А ну давайте не будем отставать от великих ученых прошлого — пей до дна, пей до дна, пей до дна!.. Во-о-о-от — теперь другое дело!.. Анна Семеновна, вы не думайте: я слежу за вами… Куда вы отставили вашу рюмку?.. Если дама хочет быть поистине привлекательной, она обязана выпивать наравне со всеми!.. Товарищ майор, разрешите вам напомнить старую военную поговорку: «Ехал чижик в лодочке в генеральском чине, не выпить ли водочки по этой причине?..» Иван Алексеевич, если вы не нальете себе водки, я с вами больше не разговариваю. Как хотите! Потеряете друга… И что, в самом деле, вы мне за друг, если вы после второй рюмки начинаете саботаж… Э-э-э, Вовочка, вот уж от тебя не ожидал!.. Как — «что»?! Хорошее дело: у самого налито в бокале до самых краев, а он, видите ли, притворяется, что это его не касается… За что пить? Пожалуйста, предлагаю тебе индивидуальный тост: за то, что мы с тобой когда-то жили на одной улице… Как это — «не жили»? Ты на Петровке жил? Ну а я — на Стромынке. Почти рядом. Поехали, друже!..