С первого взгляда - [20]

Во время репетиции царила полная неразбериха. Но так бывало всегда. Фотомодели опоздали, выходили на подиум не оттуда и шли не туда, никто ничего не понимал, освещение установили не так, как надо, диски с музыкой, которые они привезли с собой, куда-то запропастились, нашли их только после того, как все разошлись. За многие годы Тимми привыкла к подобному хаосу на репетициях и теперь вдвойне радовалась, что не позволила уговорить себя лечь в клинику, где ей, возможно, без всякой необходимости удалили бы аппендикс. Она не доверяла французской медицине. Вечером она даже поужинала с Джейд и Дэвидом в ресторане отеля «Вольтер», и потом они все заглянули на банкет неподалеку. Оплачивал его Диор, и, как всегда на подобных мероприятиях, антураж поражал баснословной роскошью. Под люцитовым полом сияла вода бассейна, всюду расхаживали фотомодели топлес, и в три ночи, когда они наконец вернулись к себе в отель, Тимми едва держалась на ногах и тотчас же легла в постель. И с радостью подумала, что хоть она и смертельно устала, но больной себя вовсе не чувствует. Ни тени недомогания, какое счастье, что доктор ошибся.

Насколько на репетиции все шло вкривь и вкось, настолько гладко, как по маслу, прошла на следующий день презентация. Тимми не уставала радоваться, что сама за всем проследила. Упусти она хоть одну мелочь, в суете обязательно потеряли бы какие-то важные детали, она была в этом уверена. Доверить показ коллекции кому-то другому? Да ни за что на свете! Все они поздравили друг друга, и в восемь вечера Джейд и Дэвид вылетели в Нью-Йорк. Это была последняя демонстрация, им теперь предстоит провести несколько дней в Нью-Йорке, потому что там назначены деловые встречи, и всё – можно наконец возвращаться в Лос-Анджелес.

Тимми планировала вернуться в пятницу и провести субботу и воскресенье в Нью-Йорке, посетив сначала их фабрику в Нью-Джерси. На понедельник и на вторник у нее были назначены деловые встречи, а вечером во вторник они все полетят домой, в Лос-Анджелес. И вдруг в какой-то миг Тимми осознала, что Зак ей так и не отзвонился. Наверняка наказывает ее за то, что не взяла его с собой в Париж, и с тем большим злорадством, что прослушал ее сообщение на автоответчике, где она пожаловалась ему, что заболела. Мог ли он упустить такой замечательный повод и не поиздеваться над ней, тем более что его пожелание исполнилось. Раз она заболела, значит, ей плохо без него в Париже, зачем же он будет ей звонить. То, что она болеет и, возможно, жизнь ее действительно превратилась в кошмар, давало ему некое чувство превосходства над ней. Грустно, но Тимми знала, что душа у него мелкая и что он способен подолгу таить зло.

Она так устала после презентации и общения с несколькими журналистами и редакторами из «Вог», с которыми пришлось что-то пить в баре, что заказала ужин себе в номер. Джейд и Дэвид уже летели в Нью-Йорк. И Тимми, и ее помощники были без сил после напряженнейших недель представления коллекции готовой одежды. А представление ее не только в Нью-Йорке, но и в Европе, ложилось на них двойной тяжестью, и сейчас Тимми с трудом поднялась к себе. Не прикоснувшись к поданному ей ужину, она рухнула на кровать, не раздеваясь, и заснула.

Когда она проснулась, то не могла понять, который сейчас час. За окнами было темно, и единственное, что она ощущала, это режущую боль в правом боку. Боль была такая сильная, что она не могла вздохнуть, и сейчас у нее уже не было сомнений, что это такое. Доктор Вернье все-таки оказался прав. Она лежала на кровати и плакала, в отчаянии пытаясь нащупать на прикроватной тумбочке листок бумаги с его телефоном. Ее охватила паника, но листок все-таки нашелся, и она, корчась от боли, набрала номер его мобильного телефона. И тут увидела, что часы показывают четыре утра. Знала она только одно: с ней случилась беда, и беда большая. Он ответил после второго гудка, и она с трудом что-то произнесла. Сначала он ее не узнал. Она всхлипывала, борясь с болью и ужасом, но ей все-таки удалось назвать свое имя, и тогда он понял, кто это. И догадался, как минуту раньше догадалась она, что произошло. Аппендикс прорвался или вот-вот прорвется, это ясно как день. Она не звонила ему три дня, и он стал надеяться, что все обошлось и что он ошибся со своим диагнозом. Увы, ничего не обошлось, и он не ошибся.

– Доктор, простите ради бога, что звоню вам так поздно… – бормотала она, задыхаясь и всхлипывая, – я… у меня такие сильные боли… мне…

– Понимаю. – Ей не надо было ничего ему объяснять, он мгновенно проснулся и был собран и спокоен. – Я немедленно высылаю за вами машину «Скорой помощи». Оставайтесь в постели. Не двигайтесь. И не одевайтесь. Когда вы подъедете к клинике, я вас там встречу. – Он говорил ясно, твердо и уверенно, с профессиональным спокойствием, и она почувствовала, что ему можно довериться.

Он понимал, что она в крайнем отчаянии и в большой опасности. В такой ситуации медлить нельзя.

– Я ужасно боюсь… – И она заплакала не таясь, совсем как маленькая девочка. – У меня такие боли… что вы будете делать? – Ей не надо было спрашивать, она и без того все знала, и он не дал ей прямого ответа. Он просто успокаивал ее и говорил, что бояться совершенно не надо.