С первого взгляда - [21]

– Ваши помощники с вами? – Он вспомнил, что в прошлый раз она была одна. Это произвело на него тяжелое впечатление, и он сейчас тревожился за нее. Какая глупость, что она отказалась от обследования три дня назад, но что сейчас об этом вспоминать. Нужно как можно скорее отвезти ее в клинику и передать в руки хирургов. Они обследуют ее уже в операционной, готовя к операции.

– Они улетели в Нью-Йорк, – прошептала она.

– Вы одна?

– Да.

– Пусть кто-нибудь из прислуги отеля побудет с вами. А я вызову «Скорую помощь». Мадам О’Нилл, все будет хорошо, – сказал он уверенно и спокойно, но его уверенность и спокойствие не прогнали ее панику.

– Нет, все плохо, я знаю. – Она плакала навзрыд, как ребенок, и он подумал, что наверняка дело не только в аппендиксе, который вот-вот прорвется, есть еще какая-то беда! Она смертельно испугана, но он не хотел терять время.

– Когда вы приедете в клинику, я вас там уже буду ждать, – произнес он спокойно и разъединился. Выбора у нее не было. Заботясь о ней, он отправляет ее в Американскую клинику, а не в больницу университетского комплекса Пти-Сальпетриер, где работает и преподает сам. И в клинике, и в больнице он пользовался особыми привилегиями.

Тимми вызвала горничную, та через несколько минут пришла, села рядом, заботливо взяла за руку и так просидела с ней до приезда санитаров, санитары уложили Тимми на каталку, накрыли одеялами и быстро покатили по пустым коридорам отеля. Появление санитаров вызвало в вестибюле отеля немалый переполох: когда ее вывозили, вышел дежуривший в ту ночь помощник администратора. Через несколько минут машина «Скорой помощи» уже мчала Тимми по ночным улицам Парижа, а она тихонько плакала. Санитары не говорили по-английски и потому не могли ее успокоить. Наконец приехали и стали выносить ее из машины, ее глаза расширились от непереносимого ужаса, и первое, что она увидела, оказавшись во дворе больницы, был доктор Вернье, который ее уже ждал. Он взглянул на ее лицо, молча взял за руку и так и держал, пока ее быстро катили по коридорам клиники к операционной, где уже готовились ее оперировать.

– Я попросил приехать одного из лучших хирургов Парижа, – негромко сказал он, когда Тимми вкатывали в ярко освещенную операционную, и она поглядела на него глазами полными ужаса.

– Я боюсь, – прошептала она, сжимая его руку, боль была такая сильная, что только на это усилие она и была способна. – Прошу вас, не бросайте меня здесь одну. – И она громко всхлипнула. Он кивнул и улыбнулся ей. В эту минуту к ним подошла сестра с бумагами, которые ей надлежало подписать. Он объяснил Тимми, что это за бумаги, и спросил, кому они должны сообщить, что она находится здесь и что ситуация осложнилась, если она и в самом деле осложнится. Тимми задумалась на минуту и потом сказала, что никому звонить не надо. Ближайшим родственником она назвала Джейд Чин, объяснив им, что она ее помощница и ее можно будет найти в гостинице «Времена года» в Нью-Йорке. Дала номер ее мобильного телефона, но просила позвонить ей только в том случае, если случится что-то непредвиденное. Нет никакой необходимости тревожить ее сейчас, ведь она ничем не может ей помочь из Нью-Йорка. Он слушал Тимми и думал, как грустно, что у этой женщины, которая имеет так много, так знаменита и почитаема во всем мире, нет никого, кроме секретаря, кому можно было бы позвонить и сказать, что она заболела. Как много это открыло ему о ее жизни, о решениях, которые она принимала, и о цене, которую ей приходилось за эти решения платить. Ему стало жаль ее, и пока ей делали ультразвуковое обследование, он держал ее за руку. Диагноз, который он поставил три дня назад, оказался правильным. Ее аппендикс прорвался, и гной хлынул в полость живота.

– Пожалуйста, не оставляйте меня, – прошептала Тимми и судорожно вцепилась в его руку, он ответил успокаивающим рукопожатием.

– Конечно, не оставлю, – тихо проговорил он, наблюдая, как анестезиолог готовит ее к наркозу. Он действовал очень быстро, сейчас было ясно, что положение довольно опасное. Предстояло удалить остатки ее аппендикса и по возможности собрать вытекший гной. Пока анестезиолог говорил Тимми что-то по-французски, а Жан-Шарль переводил, по-прежнему держа ее за руку, она неотрывно смотрела ему в глаза.

– Вы останетесь, даже когда я засну? – спросила она. По ее лицу опять полились слезы.

– Останусь, если вы хотите. – От него веяло таким спокойствием, уверенностью, силой. Весь его облик убеждал ее, что на него можно положиться. И вдруг она почувствовала, что доверяет ему безоглядно.

– Я… да… я хочу, чтобы вы остались… и пожалуйста, зовите меня Тимми… – Переводя ей слова анестезиолога и объясняя, что будет происходить, он называл ее «мадам О’Нилл». Какое счастье, что она ему позвонила! Рядом с ней сейчас находится знакомый человек, она уже встречалась с Жан-Шарлем, ей рекомендовал его ее добрый друг в Нью-Йорке как прекрасного врача. Она знала, что находится в хороших руках, но все равно ей было страшно.

– Я здесь, Тимми, – сказал он, все так же держа ее за руку и твердо глядя ей в глаза своими сине-серыми глазами. – Теперь все будет хорошо. Я не допущу, чтобы с вами что-то случилось. Через минуту вы заснете. А когда проснетесь, я буду рядом с вами, – пообещал он с улыбкой. Как только она заснет, он выйдет и наденет куртку, брюки и колпак хирурга и будет присутствовать при операции, как обещал. Он всегда выполняет свои обещания, его больные знают, что он их не подведет, и Тимми сейчас это тоже почувствовала.