С крыла на крыло - [144]
Зато куда заметней стала лента Оки: сверкает нержавейкой, небрежно кинута углом с запада на юг. В вершине петля, только что не завязанная бантом. Знакомые места - много здесь хожено... Вот пристань и деревня Велигош.
Берега здесь высокие, лесистые, в травах и цветах по пояс. А чуть повыше, у Ладыженских перекатов, отмели в ракушках, острова в лозах, тронутые золотистой охрой.
По зеркалу протоки и сейчас, наверно, бегут круги от бархатных хвостов красноперых голавлей. Выплеснувшись наполовину вперед, бурунит он воду, посматривая на улетающую стрекозу...
Как она это здорово: ступеньками, словно левой, правой ножкой через скакалочку. Во всем прозрачном, до невозможности тонка, гибка и очень легкая на подъем.
Ниже по течению - Таруса, амфитеатром на холмах левого берега, вся в зелени. Лучше смотреть с лугов или с реки. Синие, вишневые пятна крыш прорываются сквозь листву.
В центре крутого берега площадь перед парком. На холме белеет единственный уцелевший этаж церкви. Так и выглядит: частью целого.
Глаза бегут ниже, к воде. Если небо безоблачно - вся лазурь его опрокинута в глубокий затон. Вот к булыжной мостовой прилип паром - присел у берега толстой каштановой квочкой. Вокруг лодки, как разноцветные утяга, копошатся у берега.
Невольно вспоминаются эти места во всех подробностях: если утром сидеть в лодке напротив города и смотреть на убегающий по течению поплавок, обязательно увидишь нечто будоражащее воображение.
Солнце, улыбаясь и потягиваясь, возьмет и кинет вдруг целый сноп лучей на стены, на отвалы камней - окрасит их в нежный кремовый цвет.
Берег здесь, на повороте реки к Поленову, похож на гигантскую краюху хлеба, наполовину разрезанную, а дальше разорванную нетерпеливой рукой.
Впрочем, на рыбалке есть время, и тарусский карьер может представляться каждому по себе. Наконец, о нем можно и забыть. Но в семь утра он напомнит о себе и представится осажденной средневековой крепостью. Тут был и флот - бокастые баржи, как галеры, вплотную к берегу. Грохот камней, лязг металла, крики, звон "склянок". Людей издали не видно - кажется, что там сражение на абордаж. В ответ яростная канонада с берега, со всех ярусов. То тут, то там желто-белые дымки облачками вдоль "неприступных" стен... Секунд пять и... затыкай уши! Воздух, воду пронзит вдруг такой грохот, будто в самую лодку вонзаются пятьдесят молний.
Жители здесь встают рано. А приезжий?.. Спросонья, конечно, всякое может показаться.
"Сражение" длилось недолго - всего минут пятнадцать. С одинокой мачты на краю утеса сползал вниз флаг - вроде как "крепость" пала.
"Крепость" падала каждое утро. В трюмы "галер" ссыпались дары - горы щебня, бутового камня. Потом приходил огромный старый колесный пароход-буксир со скромным названием "Кровельщик". Он долго ворочался, пыхтел, плескался в затоне, как крупная рыба в тазу.
Наконец каким-то образом ему удавалось подцепить все баржи гуськом и не сесть на мель. Не скрывая радости, он трижды гудел. Шлепанье колес становилось слышней, и через полчаса вся армада скрывалась за поворотом реки, вниз по течению.
Лодку еще долго качало всякими прямыми и отраженными волнами, и поплавок скакал и плясал, будоража воображение.
Давно уже велели привязаться. В ушах покалывает, все сосут леденцы. Самолет заходит на посадку. Я не смотрю больше в окно, а чувствую машину по всяким мелочам. Скорость поменьше - слышен свист, шум меняет тон. Вот шасси тронулось со своих лежбищ. Еще немного - пошли закрылки; машина "вспухла", сразу заметней попритихла. Крадется к земле... Вот уже где-то тут... Недалеко под брюхом. Джик, джик - заверещала резина: "хватила горячего до слез". Покрышки пухлыми щеками притиснулись к шершавому бетону... А скорость 220! Даже дым взметнулся из-под колес - слева, справа.
Никто в салоне этого не видит, не думает о них, а мне по старой памяти их жалко. Как-то по-человечески. Раскрутятся колеса - тогда куда ни шло, а в первый момент им крепко достается!
Ай-ай! - взвизгнули тормоза, будто их булавкой укололи, и забилась в припадке эпилепсии передняя нога шасси. Короткие секунды. Наш лайнер кланяется в такт обжатию тормозов. И нас всех тянет поклониться. И хорошо: хоть в силу инерции. А то, поди, не всякий догадался бы поклониться тем, кто так бережно нас взял, словно горсть семечек, и опустил через час сорок пять минут - за тысячу триста километров.
Ну что за народ мои соседи! Пока я рассуждал так, добрая половина повскакала с мест, опять полно в проходе. Той солидной дамы, что спрашивала штурмана про кондиционер, и след простыл - готова выскочить на ходу, не дожидаясь трапа.
Как тут не удивиться! Поистине - смелее пассажиров нет людей на свете. Чувствуют себя, как в троллейбусе. Ничуть не хуже. Давно прошло то время, когда нас спрашивали: "Страшно ли летать?" Теперь, пожалуй, сами летчики могут спросить себя об этом, и то негромко, чтобы никто не услышал.
Кто поверит? Кому нужен прекрасный миф о мудрости Дедала и дерзновенной смелости Икара? Все летают, все могут... "Подумаешь, на реактивном - ничуть не страшно... Розовые облака? Не видал - враки..."
Журнал "Молодая гвардия" не впервые публикует художественно-документальные произведения Игоря Ивановича Шелеста. Высокую оценку у читателей "Молодой гвардии" получила его повесть "С крыла на крыло" (№ 5 и 6, 1969)."Чудесная книга о замечательных людях, — писал в своем отзыве Ю. Глаголев. — Здесь все живое, все настоящее, и книга притягивает к себе. Я по профессии педагог, имеющий дело с подрастающим поколением. К литературе у меня всегда один вопрос: чему учит молодых граждан то или иное произведение? В данном случае легко ответить — учит громадному творческому трудолюбию, порождающему мастерство, глубочайшей честности, выдержке в тяжелых случаях жизни".И.Шелест сам летчик-испытатель первого класса, планерист-рекордсмен, мастер спорта.
Книга посвящена мужеству советских летчиков, штурманов, радистов и техников авиации дальнего действия. Описываемые события происходят в годы Великой Отечественной войны. Легендарный героизм советских летчиков, летавших во вражеский тыл с особым заданием, — бессмертная страница Великой Отечественной войны. Автор показывает поведение людей в обстоятельствах, где проверяются воля, выдержка, целеустремленность.
Новая повесть известного лётчика-испытателя И. Шелеста написана в реалистическом ключе. В увлекательной форме автор рассказывает о творческой одержимости современных молодых специалистов, работающих над созданием новейшей авиационной техники, об их мастерстве, трудолюбии и добросовестности, о самоотверженности, готовности к героическому поступку. Главные герои повести — молодые инженеры — лётчики-испытатели Сергей Стремнин и Георгий Тамарин, люди, беззаветно преданные делу, которому они служат.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».