С грядущим заодно - [96]
— Попробуем. Не пройдут — снимем.
Первый концерт на станциюшке с детским названием Яя шел тревожно и особенно приподнято. «Восстание» и «Двое мальчишек» поняли и приняли восторженно. И вот — «Двенадцать». Актеры столпились в тесных «закулисах», она спустилась со сцены, стала сбоку — так были видны лица зрителей и слышен голос Беляева:
Тишина мертвая. Но пока это просто интерес и уважение к исполнителю… «Вся власть Учредительному собранию…» Напряженнее внимание, ярче глаза. Парень пристроился выше всех на ферме, лицо — ни минуты в покое: то готово к улыбке, то сдерживает злой смех, то сочувствует и настораживается.
Потускнело лицо. Он, как я, не понимает: Свобода, Революция — и рядом трагический этот роман в пурге и ветрах, в мировом пожаре?..
Расстегнул косоворотку, взгляд то стынет, то разгорается… Этот парень… И талант Беляева, конечно, и отклик аудитории… Все почувствовали: смятение в черно-белой вьюге, под ветром «на всем божьем свете», и неистребимую любовь, и тяжелую мужскую ревность, черную злобу — «простреленная голова»… И святую злобу, державный шаг «с кровавым флагом». Трагедия и высокий гуманизм «без креста»…
Нет, не делится человеческая душа на сферы, все сплетено туго-натуго. И в мировом пожаре живы все чувства людей. Сколько надо думать! Так много надо думать, чтобы самое немудрящее дело было «в мир», как папа говорит. Мой санпросвет и массовая политическая библиотечка — чего проще, кажется. А люди всякие, разные, своеобразные…
В Анжерке… или нет, в Судженке — в пыльном угольном поселке — играли «Снежную королеву». Ребятишек набилось в мастерских до отказа — сидели на полу перед рядами, стояли по сторонам и сзади, а тишина — как в пустоте. Разглядывала из-за кулис маленьких зрителей. Внимание страстное на лицах, события сказки отражаются мгновенно. А плачут и смеются сдержанно, робко, почти беззвучно. Будто вздох донесется иногда на сцену. И совсем не хлопают. Не умеют. Первый раз в театре.
Осторожно пробралась кругом вдоль прокопченных стен, стала сбоку за последним рядом, где толпились взрослые.
Добрые принц и принцесса снаряжали Герду в дорогу. В черноте мастерских сказка особенно сказочна… (Как мучился художник, добиваясь чистых ярких тонов — костюмы и декорации из крашеной мешковины!)
Герда в пути, скоро увидит Кая. И вдруг нападение. Кругом темнеет, поднимается буря — ветер (в завывающем трио ведущая — Руфа, режиссер вертит шумовой барабан, где перекатываются камешки, куски стекла и железа, кто-нибудь гремит фанерным листом), мечутся свет и тени (это художник и Беляев с двух сторон ворочают тяжелые тубусы).
Герда у разбойников — все погибло.
Где-то впереди едва слышно всхлипнул кто-то. Рядом с собой Виктория увидела старика. По лицу, черному от загара и угля, текли слезы, блестели на усах с табачными подпалинами.
— Дедушка, — осторожно потянула его за рукав. — Все будет хорошо, она спасет Кая.
Старик ласково и удивленно посмотрел:
— Милушка, разве я о том? Не чаял дожить, повидать старыми глазами, какая детишкам радость. Ты из этих, из приезжих? Скажи низкий поклон от шахтеров, милушка.
Только тетя Мариша называла так хорошо: «милушка».
Кто придумал отправить меня с театром? Батько? Или Русов? «Справишься, головушка. Иль ты малограмотная, иль охоты мало? Справишься».
Пертеровцы эти — славный народ. Не вполне точное сокращение: «Первый Сибирский передвижной драматический театр Дорполита» — уж «Пер-Теат» надо бы. Но в какие-то веселые стишки не укладывалось, и сделали «Пер-Тер». Все равно.
Хороший театр. Играют не хуже студии Художественного театра. И совсем не похожи на артистов, каких знала до сих пор. Все — сами: собирают сцену, ставят декорации, парики причесывают, гладят костюмы, даже стирают. Молодые, дружные, острят: «Мы работы не боимся, лишь бы харч покрепче был». И даже режиссер — ему-то, наверное, лет сорок, — лицо будто из гофрированной бумаги, глаза узкие, припухшие, а по-молодому озорные. В него все влюблены. Беляеву тоже под сорок, пожалуй, и тоже он молодой. Талантливый очень. Готовит Маяковского.
Но самая талантливая — Руфа. В двадцать два так сыграть старуху рыбачку! Всю жизнь будет слышаться, как негромко, монотонно говорит: «Муж и четыре сына», и потом: «Одно мне осталось в утешение — ребенок, который родится у Ио от моего сына». Зрители, даже мужчины, плачут. На глухих станциях, где и понятия не имели о театре, приходили женщины, приносили простынку на пеленки, старенькое платьице, яичко свежее из-под курочки — «бабушке для внучонка».
А после трагической старухи вдруг разбитная француженка-кормилица прыгает, как мячик, в «Проделках Скапена». А сейчас репетировала эту злобную, жадную ханжу — миссис Даджен. «Милостью божьей актриса», — говорит режиссер. Надо идти, она забеспокоится. Как бы я без тебя, Рушенька?.. Художник этот хорошо сострил:
— Кто бы ни сел Руфе на голову, она будет тревожиться только о том, удобно ли сидеть нахалу.
«Милостью божьей». И врач из нее был бы… Но пусть. Она слишком больно чувствует за другого, ей нельзя рядом со смертью. Пусть.
Эта книга впервые была издана в 1960 году и вызвала большой читательский интерес. Герои романа — студенты театрального училища, будущие актёры. Нелегко даётся заманчивая, непростая профессия актёра, побеждает истинный талант, который подчас не сразу можно и разглядеть. Действие романа происходит в 50-е годы, но «вечные» вопросы искусства, его подлинности, гражданственности, служения народу придают роману вполне современное звучание. Редакция романа 1985 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джим Кокорис — один из выдающихся американских писателей современности. Роман «Богатая жизнь» был признан критиками одной из лучших книг 2002 года. Рецензии на книгу вышли практически во всех глянцевых журналах США, а сам автор в одночасье превратился в любимца публики. Глубокий психологизм, по-настоящему смешные жизненные ситуации, яркие, запоминающиеся образы, удивительные события и умение автора противостоять современной псевдоморали делают роман Кокориса вещью «вне времени».
Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.
Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.
«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».
Сборник рассказывает о первой крупной схватке с фашизмом, о мужестве героических защитников Республики, об интернациональной помощи людей других стран. В книгу вошли произведения испанских писателей двух поколений: непосредственных участников национально-революционной войны 1936–1939 гг. и тех, кто сформировался как художник после ее окончания.
Чарльз Хилл. Легендарный детектив Скотленд-Ярда, специализирующийся на розыске похищенных шедевров мирового искусства. На его счету — возвращенные в музеи произведения Гойи, Веласкеса, Вермеера, Лукаса Кранаха Старшего и многих других мастеров живописи. Увлекательный документальный детектив Эдварда Долника посвящен одному из самых громких дел Чарльза Хилла — розыску картины Эдварда Мунка «Крик», дерзко украденной в 1994 году из Национальной галереи в Осло. Согласно экспертной оценке, стоимость этой работы составляет 72 миллиона долларов. Ее исчезновение стало трагедией для мировой культуры. Ее похищение было продумано до мельчайших деталей. Казалось, вернуть шедевр Мунка невозможно. Как же удалось Чарльзу Хиллу совершить невозможное?