С гитарой по жизни - [64]

— Саша, при таких темпах освоении тобой тремоло, я буду просто вынужден жить еще не менее 20 лет.

Но шутки шутками, а у меня действительно однажды была дилемма: выполнить или не выполнить просьбу умирающего гитариста. Был у меня хороший товарищ Василий, о котором я расскажу ниже. Он долго болел. Я часто бывал у него дома. Играл на его гитаре. Когда он уже не мог держать гитару в руках, то каждый раз просил меня сыграть одну и ту же пьесу: «Этюд в форме менуэта» Ф. Тарреги. Она вызывала у него ассоциацию с храмом. в котором шло богослужение. Он просил меня исполнить ее на его похоронах. Я был на похоронах, но сыграть не решился. До сих пор не уверен — правильно ли я поступил?

Ищу гитару и работу Кто ищет, тот всегда найдет

Не знаю, как других гитаристов, а меня все время преследовала мечта приобрести гитару, которая грела бы душу своим звучанием и была удобна в игре. К сожалению, попадались гитары с прекрасным звуком, но играть на них было настолько тяжело, что их звук не приносил радости. Гитара, которую мне подарил мой ученик Анатолий, удовлетворяла моей мечте на 50 процентов, немецкая «музима» итого меньше. Алексей Иванович Колоней, преподаватель нашего музуилища, занимался изготовлением гитар, но они могли нравиться только начинающим гитаристам, да и вид их приводил в тихое уныние. Так вот, упомянутый мной Василий часто общался с московским мастером Феликсом Акоповым и другими гитарными мастерами. Привозил от них забракованные москвичами гитары и продавал их по удвоенной цене. Такой уж бизнес у него был. Гитары эти для нашей провинции казались шедеврами, и их быстро покупали. Но меня и эти гитары не устраивали ни по цене, ни по качеству.

Однажды Василий привез гитару, сделанную учеником Акопова (фамилию не помню, он погиб впоследствии). Эту гитару, по словам Василия, Акопов не видел. Но, когда я ее опробовал, то воскликнул: «Вася, если бы Феликс увидел эту гитару, то она бы сюда к нам не попала!». Это был удивительный кленовый инструмент. Такого звучания гитару я в руках никогда не держал. Зря я это сказал: цену Василий по-дружески обозначил в три моих месячных оклада, и, конечно, я купить ее не смог.

Впрочем, с этой гитарой была связана небольшая драма другого нашего краснодарского гитариста. Василий назвал ему цену. Тот помчался собирать деньги. Принес, но Вася, чувствуя, что продешевил, назначает новую цену на 100 рублей дороже. Гитарист денег нигде достать не смог, сорвал в своей квартире со стены новый ковер стоимостью в 250 рублей и принес Василию домой. Того дома не было. Его жена, увидев красивый ковер, по тем временам дефицит, получив деньги и доплату в виде ковра, отдала гитару. На другой день к этому гитаристу ни свет, ни заря, приходит Василий с заплаканной женой, с ковром и забирает гитару обратно. В конце концов Василий продал эту гитару за крупные деньги заезжим цыганам. Такие вот драмы разыгрывались вокруг хороших инструментов у нас в провинции.

В Москве, мне рассказывали, тоже случалось подобное. Сергей Орехов, говорят, продал гитару какого-то зарубежного мастера Борису Хлоповскому, а когда одумался и попросил вернуть её, но тот отказался. Да и мне мою проданную гитару мастера Шкотова мой друг не вернул, хотя при покупке обещал вернуть по первому требованию. Так, что гитара может стать причиной раздора даже между самыми хорошими друзьями.

А на работе у меня опять наметилась перемена. Бывший начальник участка, работавший у меня слесарем, поправил свое здоровье и почувствовал, что между простым слесарем и начальником участка, как говорят в Одессе, две большие разницы. Начал меня, используя футбольный сленг, оттирать к бровке поля. Все принятые мной решения он подвергал пересмотру и всячески старался доказать, что нас пора поменять местами. Конечно, двадцать лет его работы на этом месте не шли в сравнение с моим годовалым стажем. Я это почувствовал и стал искать себе новое место.

Работу новую я долго не искал. Рядом с базой «Севкавтисиза» находилось родственное ему в какой-то степени предприятие «Краснодаргеофизика», куда я часто обращался за помощью в снабженческих вопросах. Снабжение у них было налажено хорошо, и можно было по бартеру обменять что-то необходимое для работы — чаще всего металлорежущий инструмент. Я узнал, что на недавно открывшийся участок этого предприятия по производству каких-то новых радиофизических приборов нужен нормировщик. Поскольку моя специальность по техникуму — «радиометролог», а по институту — «инженер—экономист», то это место по мне не то чтобы плакало — оно просто рыдало.

К великой радости моего слесаря я подал заявление на увольнение и принялся осваивать очередную профессию на новом предприятии. Три месяца ушло на нормирование всех деталей и узлов нового прибора и определение его себестоимости. Все это делалось по чертежам. Когда началось изготовление приборов, оказалось, что фактические затраты времени не очень расходились с моими нормами. Сборка продолжалась еще три месяца. В СССР было плановое производство, и невыполнение плана каралось очень строго.

По плану мое новое предприятие должно к новому году выпустить семь приборов. Что они собой представляли, я уже не помню, но запомнилось, что это были метровые шкафы с начинкой из радиосхем и механизмов. Когда до нового года оставалось двадцать дней, заместитель директора собрал производственное совещание на предмет выполнения плана. Я, как старший нормировщик, тоже присутствовал. Я знал, что готовность приборов едва достигла 70 процентов, и это за три месяца сборки! К моему удивлению руководство участка и мастера бодро заверили, что план выполним.