Когда мне исполнился один год, мои родители инженеры-ядерщики, работавшие на АЭС в Смоленске, уехали работать по контракту в Японию на АЭС в городе Фукусима, а меня оставили на воспитание дедушке и бабушке. Они были уже пенсионерами и не работали. Дедушка, Серафим Яковлевич, в свое время работал на шахте горным инженером, или, как он сам говорил — маркшейдером. Бабушка всю трудовую жизнь проработала в детском саду воспитательницей. Когда меня к ним привезли, дедушке было 70 лет, а бабушке, Ольге Ивановне — 65. В детский сад я не ходил, а всё время проводил, играя с ребятнёй двора их многоквартирного дома в пригороде Донецка, недалеко от аэропорта.
Моим воспитанием занималась, в основном, бабушка. Она всю любовь к своим детям — сыну, моему отцу и дочери, тёте Гале, живущей в центре Донецка, перенесла на меня. Занималась моим развитием не хуже, чем в детском саду. К пяти годам я уже мог читать и писать печатными буквами. Помню, в бабушкином письме моим родителям сделал приписку: «Папа и мама, я очень скучаю по вам».
К нам очень часто приезжала в гости тётя Галя со своей дочерью Валей, которая была старше меня на два года. Мы с ней дружили. Она выдумывала разные игры по мотивам детских сказок, где главную роль брала себе, а мне доставались второстепенные персонажи. Но однажды я сыграл роль Серого волка в сказке про Красную Шапочку. Мне очень понравилось, и я каждый раз просил её поиграть со мной в эту сказку.
Новый, 2001 год мы отпраздновали очень весело. Дедушка был Дедом Морозом, а тётя Галя — Снегурочкой. Нарядная ёлка в нашей квартире светилась разноцветными гирляндами. А мы с Валей, взяв под ёлкой подарки, читали стихи… Мог ли я подумать, что это был последний Новый год, когда я встречал его вместе с дедушкой и бабушкой…
Отец и мать, окончательно устроившись в Японии, меня в пятилетнем возрасте решили забрать к себе. Помню, с каким восторгом я смотрел на огромный самолет, на котором мы должны были лететь в Японию и с таким же восторгом смотрел в иллюминатор в самом начале полёта на землю, на малюсенькие машины и речные пароходы. Но когда сплошные белые облака закрыли землю и самолёт начал врезаться в них, как в молоко — мне было уже неинтересно, и я заснул…
Родители считались квалифицированными специалистами. Пользовались большим уважением на атомной электростанции и имели высокую заработную плату, что позволило им купить домик в городе. Дом этот был типичным японским городским домиком, без прилегающего к нему двора. Поэтому я часто играл с другими детьми прямо на улице. Поскольку отец и мать были постоянно заняты на работе, а работали они по 9—10 часов в сутки с одним выходным днём в неделю, то наняли домработницу для ведения всех хозяйственных дел и готовки еды. Помню, по утрам она открывала окна и двери для проветривания всех уголков дома. Особенно большое внимание она уделяла кухне, тщательно перемывая и перетирая всю кухонную утварь. Благодаря её стараниям всюду царил блеск, аккуратность и порядок.
Естественно, для того, чтобы определить меня в школу, а обучение в Японии начинается с шести лет, мне предстояло пройти подготовку. Для этой цели был нанят репетитор высшей категории. Это был пожилой японец, считавший себя потомком известного рода самураев. Его родители-дипломаты долгое время жили в России, что помогло ему в совершенстве изучить русский язык.
Учитель очень ревностно относился к своей работе. Он был не только моим педагогом, но и духовным наставником. Изучать японский язык мне с ним было легко и интересно. Помимо изучения японской слоговой азбуки катакана и хирагана, мы с ним играли в разные игры, из которых мне очень нравилась интересная и увлекательная игра го, развивающая внимательность, усидчивость и концентрацию ума. Кроме того, он очень осторожно, ненавязчиво прививал мне основы Бусидо — свод правил, рекомендаций и норм поведения в обществе.
К моменту поступления в начальную школу, а это происходит в Японии в апреле месяце, мне пошёл седьмой год. Я уже владел основами арифметики, умел читать и разговаривать на японском. Но особенно мне нравилось рисовать японские иероглифы. Их около двух тысяч. Учитель мне давал словесное задание, а я должен был нарисовать иероглиф. Эти уроки проходили в игровой форме, и я легко осваивал это непростое дело.
