С чистого листа - [56]

— Что? — переспросил он. Авнери что-то говорил.

— Аллея Праведников. Ну, та, которая в мемориале Холокоста, в Яд ва-Шем. Вот как будет. Ты станешь настоящим героем. Как… как Ицхак Рабин. Довольно крови и слез.[14] А что? Ты предотвратишь войну с Ираном. Еще выпьешь?

Юзи кивнул и вернулся к своим мыслям. Он знал все о шпионском синдроме, разумеется, знал. По части психологии Бюро подготовило его на совесть. Он знал: чтобы чего-то добиться от человека, нужен рычаг, крючок. Надо найти слабое место, будь то секс, деньги, жажда мести или желание спастись. И как читать собственную психологию — он тоже знал. Он знал, как прислушиваться к разуму и не забывать о чутье, как прорываться сквозь белый шум паники и цепляться за голые факты. Он умел держать Коля в узде, умел оставаться в здравом рассудке, даже слыша голоса. Но теперь все это затягивалось туманом. Конечно, с одной стороны, дела шли как нельзя лучше. Он не задавался финансовыми вопросами, жил в роскоши, за которую не платил. У него была машина, за которую другие готовы были убить, и жизнь его протекала праздно и беззаботно. Но его не покидала мысль, что буря надвигается. В маленьком костяном горшочке его черепа ютилась целая вселенная паранойи. Он пытался рассеять ее рациональной мыслью, но это было так же бесполезно, как отмахиваться ножом от темноты.

— А ты? Тебе не тревожно? — спросил он у Авнери, когда тот вернулся с выпивкой.

— По поводу?

— Ты же до сих пор на Бюро работаешь. Если они узнают, что ты со мной встречаешься, тебе крышка.

— Да, я работаю на Бюро. Пока что. Поэтому я могу с тобой встречаться. Я знаю, чем занимаются наши оперативники, где их глаза и уши. — Он придвинулся ближе, обдав Юзи горячим от виски дыханием. — И они не здесь.

Авнери запрокинул голову и расхохотался. Потом заговорил о чем-то другом.

Пока Авнери сыпал словами, Юзи, пропуская их мимо ушей, тайком рассматривал посетителей, выискивая какой-нибудь знак, зацепку, что-нибудь, что заставит его одним заученным движением перевернуть стол, обернуться, выхватить пистолет и выстрелить. Ничего, пока ничего. Юзи выпил виски и на короткий миг задумался о метафоре «огненная вода». Авнери все говорил, раскинув длинные руки по спинке дивана. Авнери, которого он знает столько лет, который на его глазах повзрослел, возмужал, чуть растолстел. Под влиянием импульса Юзи коснулся рукояти своего «рорбау», делая вид, что ищет телефон; ради приличия он вынул его из кармана, проверил, нет ли сообщений, и положил обратно.

— Ты бы послушал израильские новости, — говорил Авнери. Он почему-то перешел на французский. — По опросам правительство впереди, но всего на полпроцента. Народу надоело быть заложником поселенцев. Когда грянет наша сенсация, это будет геймовер. У меня в политике свои люди, большие люди…

— Неужели?

— Да. И они не позволяют газетам забыть о смерти Рама Шалева, готовят публику к нашему выходу на сцену. — Авнери рассмеялся, закашлялся, снова рассмеялся. — Неделя, — сказал он, — не больше. Они пообещали. Неделя, и мы отсюда уберемся. Поднимем в Израиле бурю, а сами и пальцем не пошевелим. Будем висеть где-нибудь в гамаках, попивать пина-коладу и любоваться закатом, пока дома бушуют ураганы, а Бюро спасается от землетрясения.

Юзи почесался и выпил. Ему хотелось курить.

— Надеюсь, твой план сработает, — сказал он, — иначе я покойник.

— Просто беги, — сказал Авнери, — исчезни. Хочешь, поехали со мной. Куда скажешь. Южная Америка. Таиланд. Африка — в Африке можно срубить деньжат.

— Знаешь что? — проговорил Юзи. — Может быть, я так и сделаю.

Он увидел, что Авнери улыбнулся, почувствовал его ладонь у себя на плече, поднял бокал, чтобы чокнуться с ним. Он помнил, как звенело стекло в его руке, когда в Иерусалиме, в больнице Хадасса, родился его сын. Но в тот раз не Авнери протягивал бокал ему навстречу, не он его поздравлял. А отец. Юзи помнил, каким крошечным казался стакан в ладони его отца, какими валунами выглядели кончики его пальцев. Он помнил, как алкоголь залил рот теплом, горячей струйкой потек в желудок, опалил горло. Он помнил улыбки, которыми они обменялись. Он помнил слова: лехаим, за жизнь. Да, абба, за жизнь. Он помнил, как перевел взгляд на Нехаму. Та лежала в постели, улыбаясь, а Ноам сосал ее грудь. Он помнил, как отец сказал: «Мазаль тов вам обоим — вы привели в мир мальчика, еще одного солдата, который будет защищать наш народ». Да, он помнил все это. Но не мог вспомнить лица своего сына.

— Что? — сказал Юзи. Авнери задал ему вопрос и теперь сидел с глупой улыбкой в ожидании ответа.

— Я говорю, ты уже ее трахнул? — повторил Авнери.

— Кого?

— А ты как думаешь? Начальницу свою.

— Нет. Если тебе это так интересно, — ответил Юзи.

Авнери покачал головой.

— Я знал, что с ней будут проблемы, — сказал он. — Даже не видел ее ни разу, но с самого начала понял, что с ней будут проблемы. И теперь ты в нее влюбился.

— Пошел ты.

— Послушай, брат. Поехали, снимем девочек. Что скажешь?

Теперь он опять говорил на иврите. Девочек, снимем девочек, снимем девочек. Юзи поднялся из-за стола, и Авнери широко улыбнулся.

— Я знал, что ты не устоишь, брат, — сказал он. — Самое оно, чтобы развеяться. Забыться немного. Эта американка делает из тебя еще большего психа, чем ты уже есть.