С четверга до четверга - [7]

Шрифт
Интервал

За деревней поле люцерны полого спускалось к мостику. По полю ехали к деревне два бронетранспортера. Алихан придержал лошадь. Грязный небритый водитель высунул голову, солдаты насмешливо разглядывали сверху. Офицер в каске нагнулся, спросил:

— Куда гонишь?

— Пятнадцатый противотанковый. Пакет везу. Там бендера вроде…

— Вроде! — Офицер кивнул на задок телеги. Серое отшлифованное дерево было отщеплено во всю длину. Свежий отщеп, опасный, как рана.

— Ничего, лейтенант, жить можна! — Зубы так сверкнули, что все заулыбались. Враз мощно заворчали моторы, затрещала передача.

— Веселый пацан! — сказал водитель офицеру. Но офицер не ответил. Устало и пристально он смотрел теперь только вперед, в броневую щель на приближающиеся дома. Желтоватые глаза его стали жестоки и неподвижны.

* * *

Вечером он ехал обратно мимо той каменной будки, где журчал ручеек из разбитой трубы, и вглядывался, чего-то ждал. Ее светлые глаза исподлобья под низкой челкой, тонкий ситец на груди, пыльные маленькие туфельки. Он видел отчетливо даже чуть припухшую нижнюю губу, тополевый пух на пуговке у ворота… Устало ступала лошадь, крутились песчинки в прозрачной струйке, никого не было. «Все равно она видит меня, я вижу ее…» Стало просто и грустно, все отдалилось, гул грузовиков приходил через тишину, как со дна реки, в сумерках медленно гасли верхушки тополей.

Против штаба стоял «студебеккер», суетились солдаты, рыча, прополз к повороту «виллис» начштаба.

— Али? — Гандулинов тащил ящик к машине. — Прибыл?

— Майор где? Зачем таскаешь? Куда?

— К теще в гости! На передок снимаемся — отгулялись. Тащи свои шмутки.

— Майор где?

— Влип твой майор. — Сказал Гандулинов и поставил ящик. — Накирялся, повара генеральского съездил.

— Чего? Не понимай тебя.

— «Не понимай!» Выпил он, снять могут. Понял?

В полумраке терраски на ящике с картами сидел майор. Он был без фуражки, ворот расстегнут, блестел потный лоб. Изредка он поводил шеей, хрипел:

— Не подходи!

Офицеры грудились у порога, посмеивались, Ткаченко просил умильным голосом:

— Вэ Гэ, отдай карты! Сел як клуша. Грузить трэба. Отдай!

Выпуклые глаза майора медленно обводили всех, не отвечали.

— Виктор Герасимович! Слезь, задерживаешь машину, — сердито уговаривал толстый топограф.

— А он и не слышит, — сказал Ивлев. — Алиханка, подойди к нему, может, тебя признает? Иди вот сюда. Ну?

— Товарищ майор! — громко, краснея, доложил Алихан и проглотил слюну. — Рядовой Алихан прибыл… Пакет отдавай, бендера стреляй… Он смешался и замолчал. Выпуклые глаза повернулись, уперлись, из-под надбровий сквозь серую паутину пробился вопрос, осмыслялись зрачки.

— Али. Алешка? Ты? Встань здесь, сынок, охраняй. Меня. Автомат есть? Охраняй. Окружили, заразы!..

Наступила тишина, Алихан растерянно вертел головой, моргал.

— Сойди, Виктор Герасимыч, — сказал топограф. — Грузить надо, начштаба уже отбыл.

— Не сойду! Я и сам… Врете, гады! Под Винницей тоже так… Не сойду!

Грозно врубились складки на щеках, серая паутина опять затянула, глаза, которые видели страшное, расширялись; Алихан попятился: майор был не пьян — болен.

— Пистолет у него забрали? — негромко спросил кто-то.

К террасе подошел ординарец начштаба. Его толстощекое лицо было вымыто, сонно. Он поморгал, поправил пилотку.

— Тебе кого, телок? — спросил Гандулинов, который сидел на лавочке.

— Товарища майора Самсонова.

— Иди вон туда. Он тебе даст «товарища»!

Ординарец взошел, пригляделся к полутьме, четко вскинул руку к виску:

— Товарищ майор, полковник Юрин приказал донести готовность к выезду!

Майор долго всматривался в белесый пухлый блин. Все притихли.

— Ты булки любишь жрать? — спросил майор зловеще. — А? А вшей ты кормил? А? Сдаться захотели? Не-еет! Я — вашу… вас! Майор привстал, лапая пустую кобуру, ординарец с грохотом скатился по ступенькам.

— Ты, телок, — позвал его Гандулинов, — не вздумай начштаба докладывать. Понял? А то мы тебя отелим!

Водитель отдела, пожилой, степенный Миронов, вылез из кабины. С терраски по ступенькам спускались офицеры, последним вышел Алихан: майор спал сидя, положив голову на кулаки, упертые в колени.

— Подождем, — сказал Ивлев. — Через час очнется, уже бывало…

— Напился, — сказал Гандулинов Миронову. Старый шофер покачал головой.

— Не в том дело… Он и со ста грамм такой же — у него в мозги вдарило. В сорок втором из мешка выходили и всех почти положили на минном поле. Он тогда комбатом был. С тех пор вот так…

— Ты что — с ними был?

— Не… Мне Маслов рассказывал — он там был, на мотоцикле. В ПСД работал. Под Винницей.

— Всех! — с рыданьем сказал голос на терраске, — всех вижу, курвы! Булки жрете, а потом — предавать! Я вижу! Всех!

Голос оборвался. Алихан заглянул в дверь: майор по-прежнему сидел на сундуке с картами, кулаки его были сжаты, грубое лицо ослепло от закрытых глаз. Сквозь мелкий переплет окна догорали квадратики заката на полу возле сапог.

* * *

От польского имения на берегу Вислы остались, один обгорелые фундаменты. Тополя прикрывали их от реки. За Вислой на высотках был немец. Многие тополя были на полствола сломаны, мокрая кора завернулась лоскутами над слоновой кости древесиной. Тополя стояли молча, лишь иногда шелестели — жаловались ветру. В тополях была полевая кухня. До нее из подвала, где расположился оперотдел, прорыли ход сообщения. Бывший винный подвал со сводом из плитняка был просторен, прочен, только крошка осыпалась от взрывов во дворе. Двор, изрытый воронками, всегда пустынен: за ним сквозь речные испарения, прищуриваясь, наблюдал вражеский берег — самоходки доставали сюда прямой наводкой.


Еще от автора Николай Сергеевич Плотников
Маршрут Эдуарда Райнера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Курбский

Исторический роман Н. Плотникова переносит читателей в далекий XVI век, показывает столкновение двух выдающихся личностей — царя-самодержца Ивана IV Грозного и идеолога боярской оппозиции, бывшего друга царя Андрея Курбского.Издание дополнено биографической статьей, комментариями.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.