С чего начать? Истории писателей - [12]

В 2036 году, когда пандемия топала по планете уже 16 лет, ученый из университета Уоркса антрополог Уильям Дезнетт обнаружил, что клетки в организме переболевших меняются. Они отмирают, но остаются функциональными. Человек приобретает новые свойства: он быстро ходит, почти бегает, не болеет, выносливый и выполняет все те функции, которые выполнял при жизни. Отмирание клеток происходит постепенно, человек этого не чувствует. Происходит непонятная регенерация клетки, и она становится менее чувствительной. У людей меняется цвет глаз на зеленый, этот феномен пока до конца не изучен. Но замечено, что в солнечных странах более яркие цвета глаз, а в северных они бледнее.

Мертвые называют себя ньюманы. Живые — филингами. Мы, живые — остаток той древней цивилизации, которая мыслит и чувствует иначе. Никто уже не производит медикаментов, нас не лечат, нам остается только добивать последние остатки аптечных складов. Баталии между ньюманами и филингами транслируют только на экранах. Умные ньюманы не спорят, переводят все в пользу неугомонного филинга и успокаивают как маленьких детей — не переживайте, все у вас получится. Они не показывают эмоций, говорят: увидите сами. Мы не верим. «Ходячие животные» — так мы называем между собой новых людей.

У нас свои радиоволны, телепередачи. Но нас остается все меньше и меньше. Мы кричим на каждом шагу, что душа — это главное, слушать сердце — это хорошо. Мы хотим быть живыми. И мы не сдадимся.

1 ноября, 2048 год

Подхватила мелкого, и рысцой пошли в заброшенный, когда-то любимый Летний сад. На глазах обязательные зеленые линзы, чтобы приняли за своих. Обнимаемся, хохочем, рассматриваем старые видосики в сохраненных соцсетях, давно утративших свою актуальность. Солнце спряталось за тучей в ожидании дождя. Вокруг нас собираются стайкой такие же филинги, как мы: спешащие, ругающиеся, курящие и потягивающие пиво на улице. Обсуждаем последние новости, обязательно расскажем друг другу скабрезные шуточки про ньюманов и боимся. Чего боимся — сами не понимаем. Но какой-то страх витает над нами… Скоро все кончится? Мы проиграем или победим? Вот, например, Таша с соседнего дома с нами не разговаривает — говорит, что нужно уважать чувства других. Говорит, что мы некультурно издеваемся над новыми людьми. Ну, вот эта лояльность не привела землю ни к чему хорошему когда-то. А писать уже нет сил и желания, но кому еще можно доверять свои мысли?

10 ноября, 2048 год

Привела мелкого в ньюмановский детский сад. Воспитательница, тоже ньюман, учила детей рисовать и обнимать деревья. «Лучше бы математику и английский преподавали, — шипели филинги, — и то полезней было бы». Вечером забираю почти чужого ребенка. Он спокойный, не балуется, даже жалеет меня, что устала вечером. И я задумалась. Я кричала в душе: что делать? Как он вырастет? Тоже станет мертвым? Так, спокойно, может, он просто выспался и мне показалось.

15 Ноября, 2048 год

И опять этот страшный сон. Он преследует меня уже 3 года. Мы бежим с сыном, за нами молчаливой толпой идут ньюманы и протягивают руки. Типичный зомби-апокалипсис, Хичкок бы потирал руки. Невский проспект темный, освещения нет, везде скамейки-полки. Около Гостиного сворачиваем и прячемся в подворотне. Они видят нас и, как зомби, все тянут и тянут свои противные руки и смотрят нереальными, до истерики пугающими болотными глазами. Вдруг сквозь тучи появляется солнце, и ньюманы отступают. Светило обдает нас жгучим теплом, и сильная боль в районе пупка печет меня изнутри. Я чувствую сына, он тянется ко мне, но ничего поделать не могу, он ускользает из моих рук. Он неживой, я плачу. Молюсь и плачу. Просыпаюсь от того, что содрогаюсь в истерике.

16 ноября, 2048 год

Выехали за город. Такое ощущение, что я все это вижу в последний раз. Погода хорошая. Сквозь дырявый лысый лес проглядывает солнце, неожиданно жаркое. Муж с сыном бегает с воздушным змеем по песочному берегу. Мы привязали к дереву тент, он закрывал от невероятно не по-осеннему палящего солнца. Мне тяжело поднимать глаза вверх. Как только свет проникает сквозь крону деревьев, у меня все вокруг начинает светиться. Светятся деревья, кусты, трава. Конечно, показалось: просто переутомилась. Ночные посиделки за экраном и мой неотступный дурацкий сон. Стресс, а успокоительных нет. Стало хуже, не могу дышать, прислонилась к дереву, к ветке которого был привязан тент. Страшная боль резанула мне сердце. Что это? Конец? Я тоже? «Сережа», — я ору мужу, чувствую, как дерево пытается меня задушить. Оно тянется ко мне своими ветками, как тонкие руки старухи, сдавливает мне горло, я задыхаюсь. Земля кишит под ногами белыми червяками пакетов и окурков. Схожу с ума? Вероятно, галлюцинация. А может, шизофрения? У меня в роду у бабушки была. Надо терпеть. Сергей прибежал, отпоил меня водой, утешил. Да, точно, эти дурацкие последние 10 лет. Потерять почти всех друзей, бороться за свое выживание. Ну, ничего, держимся.

22 ноября, 2048 год

У сына зеленеют глаза, он реже подходит ко мне обниматься. А если обнимает, то как папа: по-отечески прижимает к своей маленькой груди и гладит по волосам. Бр-р-р, жутко, конечно. Я опять плачу, но не из-за сна. Я теряю сына, он умирает.