Ржаной хлеб с медом - [9]
— Ладно, скажу вам как на духу, — не выдержал председатель. — Три года я ходил, клянчил, точно нищий с сумой. Кто пойдет к тебе, если нечего дать взамен? Теперь у меня грудь колесом. Вон на календаре список: желающих больше, чем могу принять. И это сейчас, когда в центре еще ничего путного нет. Ни садика. Ни столовой — вместо нее хибара. Школу закончат лишь через год. И тем не менее стоят в очереди. Потому что квартира — это капитал. А вы о цветочках. Кто решил к нам прийти, мечтают не о них.
Атвар Иннис все понимал. Он был не дурак и заботился не только о коровниках и загородках для свиней. Но руки были коротки. Хотелось скорее привлечь людей. Впрочем, люди шли. В том числе и специалисты. Всех манила перспектива проявить себя, начать с целины.
Полная сил, как бутон, готовый распуститься, пришла Агия Лангседен, набравшись в Булдурском техникуме знаний по декоративному садоводству.
Председатель при знакомстве не сулил легкой жизни. Скорее, наоборот, словно родниковой водой окатил:
— Сперва мы должны выжать из земли зерно, из соска молоко. И пустить консервный цех. Без золотой жилы нам не сделать рывка — потащимся, как сани по гравию. Надеюсь, ты это понимаешь. Поэтому: даю тебе полную свободу, делай что хочешь и как можешь Я в твои дела вмешиваться не стану. Палки ставить в колеса не намерен, за руку водить — тоже.
На летучке специалистов Атвар Иннис представил ее:
— Цветовод-декоратор. Прошу любить и жаловать в пределах наших возможностей.
Центр был раскопан и завален мусором. Будто там сатана кувыркался.
«Любить и жаловать в пределах наших возможностей». И ничего конкретного. Бульдозер ходи вымаливай, автомашину — выклянчивай. Всегда находится деле поважнее. Деревья, кусты, цветы подождут. Вокруг ли́ванских домиков легче народ поднять. Хозяева худо бедно заинтересованы прибрать свое жилье. А из общего дома утром разбегутся во все стороны, а вечером юркнут каждый в свою нору. Не достучишься.
В городском доме друг друга не знают, хотя изо дня в день топчут одни и те же ступени. На селе о соседе известно все, даже чуточку больше, чем надо. Вроде жильцам должно быть неловко друг перед другом. Но ни в подъездах многоквартирных домов, ни во дворах не увидишь хозяйского отношения к общему жилью. Будто под одной крышей собрались временные попутчики. Хотя сообща могли бы и украсить свой дом, и посадить цветы, кусты, деревья, как в самом лучшем парке. Особенно когда под боком дипломированный консультант. Но роптать вслух Агия не смела. Наслушалась от сокурсников, как им живется в других хозяйствах, даже утешала их:
— У меня ведь тоже по-всякому бывает, но в общем — грех жаловаться.
В конце концов председатель и другие специалисты тоже искали, тоже обивали пороги, доказывали. Были рады, когда удавалось что-нибудь выбить. Неужто Агии все должны подносить на блюдечке, раскатать в центре озеленение, будто ковер, так что самой осталось бы только отщипнуть лишнее и подключить распылитель.
У Агии дело двигалось. Но, человек с размахом, она хотела все сразу: привести в порядок остатки старого баронского имения, напустить в высохшие пруды воду и одновременно озеленить в духе времени ту часть центральной усадьбы, которая еще только воздвигалась.
Она без устали могла ходить по поселку, снова и снова лазить по местам, которые все обходили стороной, где властвовали крапива с чертополохом. Вычитанное в книгах требовало применения. В голове вертелось: элементы пейзажа следует умело сочетать с жилой и производственной зоной… Уличная сеть должна организовать застройку композиционно, функционально и пространственно… Извилистые улицы… Принцип цветущей растительной перспективы… Движение по таким улицам открывает взгляду новые фасады зданий, кварталы, акценты, формы…
И вдруг в такую минуту:
— Позволь, прелестная садовница, немножко пройтись с тобой.
И, как правило, это один их тех, кто мчит на своей машине напрямик: не ставя ни во что ее тропинки, дорожки, не говоря уже об углах газонов.
Агия была против нагромождения камней в этих многострадальных местах. Но поскольку нежная зелень не в силах была пронять сердца людей техники, пришлось пойти против собственного принципа. И в центре всюду на перекрестках навалить большие и малые камни. Такие, чтобы водителям, сидящим за баранкой, волей-неволей пришлось бы их объезжать. Некоторые называли кучи декоративным элементом и хвалили Агию за выдумку. Куда больше ее порадовало бы, если б люди замечали хрупкую зелень, цветы и ряды высаженных кустов. Но видели почему-то только камни. Агия надеялась, что настанет день, когда искусственные ограды можно будет убрать. Надеялась, что со временем мужики научатся обращаться с тракторами, комбайнами и машинами так же осторожно, как с лошадьми, которых пацанами водили по борозде, следя, чтобы те не оттаптывали им босые ноги и не наступали на ботву.
А так вообще — грех слезы лить. Жить было можно. То, что она сделала, за что принялась, замечали даже те, кто обычно ходит задрав нос. Сказать по правде, мужики были не злые, не ленивые, только пораспустили языки да ходили больно развинченно.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.