Ржаной хлеб с медом - [131]

— Хорошего работника нашли, настоящий огуречный мужик!

Так незаметно бывший бригадир стал Огуречным мужиком. То, что Андрей снова на коне, соседи почувствовали сразу. Раньше на просьбу одиноких женщин вспахать приусадебный участок или накосить сена Андрей отзывался немедленно. Нынче, прежде чем сказать «да», снимал изжеванную серую шляпу и старательно чесал затылок. Женщины, не будь дуры, стали приурочивать переговоры к возвращению из дальнего магазина. Когда почесывание затягивалось, каждой почему-то срочно требовалось заглянуть в хозяйственную сумку. Если это была Лине, она простодушно восклицала:

— Эва, знать, зря я эту бутылку тащу!

Помедлив, Андрей нахлобучивал шляпу и уже не ходу бросал:

— Ладно! Так и быть, помогу, соседи все-таки.

Устоять перед угощением он не мог. Бригадиру в отставке так ли уж много надо. Известное дело, цену определяет спрос.

Пьяницей Андрея никто не называл. Он принадлежал к тому разряду людей, про которых говорят: «Умеет работать, умеет и выпить». В те годы, когда Куга работал бригадиром, пропустить по маленькой считалось не грех. За беседой проще было распределить работы, найти общий язык с людьми. Бригада его слушалась и уважала. Где другой драл горло и сыпал наказаниями, мучился, будто перегруженная лошадь в распутицу, Куга справлялся без всякой натуги, спокойно. Бригада подолгу держалась на первом месте. Премиальные отмечали сообща, осеннюю грязь месили всей артелью. Когда Куга появлялся в конторе под мухой, председатель делал вид, что ничего не замечает. Работа спорилась, а это главное.

Схватиться пришлось по другой причине. В колхозе в кресла специалистов вместо старых практиков мало-помалу усаживались люди с дипломом. Куга был крестьянин, как говорится, до мозга костей. Умел слушать землю, понимал ее. Поэтому его раздражали всякие мудреные словечки вроде «интенсификация», «концентрация», «специализация», «современная агротехника» и т. д., без которых ныне не обходился ни один разговор. Они ему напоминали печальной известности «топинамбуры», «горшки с перегноем», «квадратно-гнездовой способ» и многие другие перегибы, которые настроили крестьян скептически ко всякого рода новшествам. Поскольку Андрей был человеком долга, он выполнял все, что велело начальство, но стал все чаще и чаще перечить. А если какое-нибудь нововведение постигала неудача, Куга трезвонил об этом на каждом углу.

— Ну что, не говорил я тогда?! Ведь предупреждал же: поживем — увидим.

Когда ликвидировали бригады и вместо них разбили производство на участки, судьба Андрея Куги была решена. До пенсии, правда, оставалось два года. Но близость этого часа позволила председателю сказать в прощальной речи: «Ты честно заслужил свой отдых».

К столу с подарками в празднично убранном зале клуба он подошел с улыбкой на лице, а внутри кипел: «Ишь заливает, образина этакая. Будто я не мог руководить участком».

Кстати, так думал не только он один. Более энергичного человека трудно было представить. И наверняка те, кто решал, отдали бы свои голоса за Андрея Кугу, если б не одно обстоятельство: никто не хотел, чтобы потом каждый, кто ни взглянет на список руководящих работников и специалистов, тыкал пальцем в графу «образование»: дескать, тоже мне начальник с шестиклассным образованием.

Куга из каждодневной круговерти хлопот нырнул в забвение и тишину Залива словно в омут. Зарабатывал минимум трудодней, копошился в своем дворе…

Вспоминали о нем лишь в тех случаях, когда устраивали какой-нибудь вечер. Без застолий не обходилось. А где едят и пьют, там нужна музыка и песни. Музыка была, а песен не хватало. Именно тех, которые знал Андрей. Голос у него был дай боже. Мог перекричать подгулявший зал. Без микрофона за это не взялся бы ни один оперный солист. Куга, напротив, был всегда готов, хоть после полуночи. Репертуар обширный — арии из опер и оперетт, старинные шлягеры, народные песни.

Именно таких номеров не хватало на колхозных вечерах. Но песня потихоньку жила. Ее не засадишь в бутылку, как змею. Если она в ком сидит, то должна выйти наружу. Андрей пел в соседних домах — на толоках, после того как всем миром убрали картошку или вывезли навоз, вспахали поле или скосили сено. Начинал, когда на донышке четвертинки оставалась капля. Мелодию Андрей выводил как по нотам. Не знал он только приглушенных тонов. И не научился извлекать их даже после происшествия у Дарты Одс.

В тот раз он выгреб навоз, отужинал и рванул что было сил: «Верна пташка каждая своему гнездышку…» Кот, который до сего часа спал, свернувшись клубком в жерле печки, вылетел, точно камень из пращи, пробил двойные стекла кухонного окна, перекувыркнулся и метнулся под клеть. Песня оборвалась. Солист рассвирепел:

— Где ты взяла такого припадочного кота? — Отыскал шляпу и простился: — Ладно. Дело сделано, нечего тут куковать.

На второй день Куга сел в автобус и поехал к стекольщику. Пришлось дать порядочный круг, поскольку мастер на все руки Янис Ратынь, как назло, укатил в Ригу. Стекло Андрею нужно было незамедлительно. Не то Дарта с Амалией разнесут по всему Заливу: из-за этого, мол, разнесчастного горлодера затыкай теперь раму подушкой.