Рюрик - [182]

- Пойдём! А ты проверь ворота, - приказал он слуге.

- Так что? - нетерпеливо спросил Аскольд, с трудом переключая своё внимание с радостного события, только что происшедшего в его доме, на стоявшего рядом с ним человека.

- Самое время! - взволнованно зашептал тот, сверкая глазами, и быстро перечислил, загибая по очереди один палец за другим на правой руке: - У берегов Сицилии выстроился огромный флот пиратов и требует Михаила Третьего[75] к себе.

- А он что? - с яростным блеском в глазах продолжал расспрашивать Аскольд.

- В Каппадокии горят личные владения Михаила. Туда-то и направился он со своей армией, - радостно потирая руки, объяснил пришелец.

- А флот? - вскрикнул Аскольд, и пришелец его понял.

- А флот он направил к берегам Сицилии! - терпеливо пояснил он. Византия открыта! Царьград закрыт только с моря! Подходи и бери: ни армии, ни флота!

- Молодец! - похвалил его Аскольд и вынул из сундука, стоявшего возле серебряной треноги со священным котелком, мешочек с серебром. - Держи! - Он передал мешочек пришельцу и хвастливо добавил: - Это арабские!

Человек ловко поймал мешочек и поклонился Аскольду.

- Иди спать! Тебе укажут где! - повелительно произнёс тот и тихонько постучал по стене.

Вошёл слуга и проворно увёл человека с собой. А ранним утром снова постучали в ворота Аскольдова двора, и снова человек, закутанный в длинную тёмную одежду, спешно потребовал владыку Киева к себе. И этого человека выслушал Аскольд, и этому человеку вручил мешочек с арабскими диргемами, но спать у себя в доме не оставил. Затем он срочно приказал поднять Дира и привести его к себе.

Дир явился заспанный, поёживаясь от утренней свежести.

- Поспать, бедовый, не даёшь, - беззлобно ворчал он на чёрного волоха.

- Доспишь в ладье. В полдень отплываем к грекам. Дир так и сел.

- Ты всю жизнь бросаешь вызов судьбе! - ошарашенно изрёк он. - Так можно и шею сломать, - хмуро предупредил он и устыдил Аскольда: - У тебя же нынче сын родился! Не терзал бы жену-то!

- Другого такого случая не представится! - прервал его Аскольд, не вняв увещеваниям друга. - Женщина - это мёд, война - это свежий ветер! Я не могу жить ни без того, ни без другого! - своевольно заявил чёрный волох и гордо запрокинул голову.

- Не понимаю тебя! - с досадой воскликнул Дир. - Она не переживёт этого!

- Ты за чью жену душу себе бередишь? - смеясь, спросил его Аскольд. За свою или за мою? - хитро добавил он, пронизывая недоверчивым взглядом своего сподвижника.

- За обеих, - сознался Дир. - Ты хоть не говори ей, что в дальний поход уходишь, - посоветовал он горестно, отведя взгляд печальных глаз от возбуждённого лица Аскольда.

- Да ты что, не знаешь моей жены?! - гордо воскликнул волох. - Она сама бы пошла со мной в поход, ежели б не роды! - засмеялся Аскольд.

- Моя не такая, - вздохнул Дир. - Не знаю, как и сказать ей, - хмуро проговорил он и снова вздохнул.

- Скажи, что за греческим золотом плывём! Оно, мол, незащищённым лежит! Только взять надо, и все! - смеясь, посоветовал Аскольд.

- Что ты говоришь! Когда это греки не защищали своё добро? - изумлённо спросил Дир и недоверчиво уставился на разошедшегося от предвкушения лёгкой добычи владыку Киева.

- Только что два разных человека донесли мне одну и ту же весть, торжествующим шёпотом изрёк Аскольд: - Царьград свободен и открыт! Плыть надо немедля! Все! - приказал он и строго добавил: - Иди собирайся в путь! Я сейчас поднимаю дружину!..

* * *

Днепр и его коварные пороги все пятьсот ладей Аскольдовой дружины преодолели благополучно. Ещё два дня пути по Днепру, а тут задул и тёплый ветер с моря…

В Понт ладьи вошли чёрной звёздной ночью и, держась западного берега моря, осторожно направились к заветному Царьграду. Ещё три дня пути - и он твой! Но Аскольд не позволял себе потерять голову от предвкушения победы. Он холодным рассудком взвесил всё и не бередил себе душу раньше времени, сосредоточенно следя за ходом ладей, изредка собирая для беседы своих тысячников и сотников.

Зная Царьград давно, Аскольд знакомил военачальников с расположением ворот столицы греков, объяснял, как взять их с наименьшими потерями. Военачальники поражались завидной памяти Аскольда, его сметливости и отваге. Выслушав и поняв требования своего предводителя, они расходились по своим клетям, чтобы ещё раз продумать детали предстоящего штурма великого города.

Когда Аскольд остался на помосте один, Дир, проходя по верху ладьи, случайно наткнулся на него и, волнуясь, проговорил:

- Ты обещал мне поведать бытие Византии. Ещё два дня пути… Когда сказывать будешь? - спросил он друга.

Аскольд замялся: дел было много, но и о последних вестях из Византии не терпелось сообщить своему первому помощнику.

- Давай присядем здесь, и я поведаю тебе тайный замысел моего похода, доверительно сказал киевский правитель рыжему волоху.

Дир обрадованно сел с ним рядом.

- Когда мы были с тобой в последний раз у греков с торгом, мне удалось… зацепить одного человека, знающего Василия Македонянина.

- Самого?! - изумился Дир, недоверчиво оглядывая своего предводителя.

- Самого! - удовлетворённо подтвердил Аскольд. - Варда