Рюрик - [15]

- Вот как схватились, - бормотал он,- Избор этого княжича держит так, что и живому не удержать… Вот молодец!..

Налетевший пенистый вал заставил старого норманна несколько отступить назад.

- Что же с ними делать, - рассуждал Рулав, - опять в озеро спустить, что ли? Ведь если здесь их тела найдут, то и до моего шалаша доберутся… Мне тогда несдобровать… Ищут эти проклятые жрецы меня… Жизнь им моя понадобилась… Вот какие… Старого норманна в жертву Перуну принести хотели, да нет, не из тех я… Так я в руки не дамся… Родился свободным и в Валгаллу не рабом войду!..

Говоря это, Рулав не спускал глаз с юношей. Он попеременно, как бы сравнивая их, взглядывал то на одного, то на другого. На Изборе глаза его останавливались гораздо чаще, чем на Вадиме. Старика привлекали могучие формы юноши, державшего в крепких объятиях своего товарища по несчастью…

- Ну, довольно, однако, - воскликнул Рулав, - ступайте откуда пришли, пусть вас Ильмень вынесет в другое место, где найдут вас ваши родичи, а здесь вы только мне мешаете.

Он поднял было тело Избора, но в то же мгновение опустил его на песок.

Из крепко сжатых губ юноши вырвался слабый стон, ресницы зашевелились, губы задёргались нервно.

- Жив, - проговорил норманн, - он жив… Нет, не решусь я в таком положении поднять руку на слабого, беззащитного. Норманны с беззащитными не воюют… Но как же быть? Оставить их тут - тогда их захлестнёт волна, разве оттащить подальше? А что, как вдруг они очнутся? Ведь они могут выдать меня? Ну, да будь что будет… Из-за Вадима я стараться не стал бы…

Знаю я их, этих старейшинских сыновей… Если бы он один был, не задумался бы я его назад в озеро спустить, Избора жалко… Ради него только и оттащу их, а там пусть что угодно с ними случится.

Рулав, напрягая все силы, отволок по отмели тела обоих юношей и положил их на такое место, куда не достигал прибой.

Потом он, ещё раз взглянув на Избора, поспешно скрылся в гуще кустарника.

Х. МИЛОСТЬ НЕВЕДОМОГО БОГА

Просите и дастся вам.

Св. Евангелие

Разразившаяся внезапно буря так же внезапно и стихла.

Ветер перестал завывать, рваные тучи быстро уплыли вдаль, выглянуло солнышко и залило ярким, весёлым светом и успокоившееся озеро, и прибрежный кустарник заповеданной рощи.

Роща в мгновенье оживилась и наполнилась массою звуков. Затрещали в воздухе стрекозы, защебетали выпорхнувшие из густой листвы птички, дятел принялся за свою бесконечную работу, словом, всё как будто воскресло, ожило; только два тела, оттащенные Рулавом в купу кустарника, по-прежнему были неподвижны.

Уж не ошибся ли старый норманн, заметив признаки жизни в Изборе? Может быть, огляделись его старые очи? Не ослышался ли он, приняв слабое завывание ветра за стон, вырвавшийся из груди юноши?..

Нет, не ошибся он… Ни очи, ни слух не изменили ещё старику…

Всем телом вздрогнул вдруг Избор и открыл глаза… Первые мгновенья юноша не мог даже сообразить, где он находится, жив ли он или на другой, замогильный, мир смотрят его очи? Как странно кружится у него голова, какая тяжесть чувствуется во всем теле…

Нет, он жив, кругом все знакомые места - вот плещет Ильмень в своих низких берегах, вот и чайки носятся над его успокоившейся поверхностью.

Жив, слава Перуну!

Взор Избора остановился на безжизненном теле его товарища. Новая забота! Старейшинский сын доверился ему, не побоялся вместе с ним пуститься в челноке по бурному озеру, и вдруг теперь он мёртв… Что скажет его род? Что скажет старик отец Вадима? Никто из них не поверит, что Избор сделал все, что мог, только бы спасти Вадима от неминучей смерти. Погибая сам в волнах разбушевавшегося Ильменя, он, захлёбываясь мутной, грязной водой, нырнул вслед за опускавшимся на дно Вадимом, поймал его, лишившегося уже чувств, крепко-крепко схватил и не выпустил из своих могучих объятий даже тогда, когда и сам потерял сознание…

Никто не поверит этому… Вот он - труп Вадима…

Но, может быть, он ещё жив? Может быть, и он только потерял сознание и ещё можно его вернуть к жизни?

Эта мысль озарила Избора, придала ему силы и заставила забыть свою собственную слабость. Он быстро вскочил на ноги, наклонился над Вадимом и, поспешно разорвав одежду на груди, приник ухом к сердцу. Прошло несколько томительных минут. Как ни чуток был Избор, как ни привык он различать каждый шорох, биения сердца всё-таки не было слышно.

Он уже стал терять надежду…

Что про него подумают, что скажут про него, когда он вернётся один и передаст в род Володислава страшную весть о гибели единственного сына родового старейшины? Как будет убиваться его старуха мать!..

Да и никто не поверит, что он, спасшись сам, не мог спасти товарища, которого сам же вызвался перевезти через озеро…

Не поверят, скажут, что бросил Избор Вадима на погибель…

Он ли не старался?

Ведь он вплоть до последней минуты не выпускал его. Только уже на суше разжались его руки, но поверит ли этому кто?

Неужели на всю жизнь оставаться опозоренным?

И как он решился, зная седой, грозный Ильмень, пуститься по нему перед бурей?..

Избор с тоской взглянул на распростёртое тело старейшинского сына. Он уже не сомневался, что Вадим мёртв, и, придя к этому убеждению, в первый раз огляделся вокруг.