Рысь - [79]

Выйдя из ельника, он обрадовался, что на осыпи значительно светлее. Теперь до рыси оставалось всего метров двести. Склон слишком круто поднимался вверх, чтобы увидеть примеченный скальный выступ. Тропинки больше не было — одни только кустарники, трава, одинокие елочки, камни, скалы.

Хуггенбергер понятия не имел, что это за киношники, не разглядел надпись на их машине, но его позабавило, что сейчас он пристрелит рысь, которую только что сняли на камеру.

По шатким камням он ступал осторожней. Чем выше он поднимался, тем больше возрастало в нем волнение.

Он уже знал, что сделает с ошейником. Мысль об этом наполняла его мрачным злорадством. Стащив ошейник через голову рыси, он отправит его в Берн большой посылкой. Присовокупив красочную открытку. Так, чтобы все сразу вспомнили об отрубленных лапах, чтобы СМИ запестрели догадками о том, кто же он — этот героический охотник. Такое всколыхнет всю страну.

Тем временем он уже поднялся не менее чем на полторы сотни метров. Теперь Хуггенбергер то и дело останавливался, оглядывался по сторонам, смотрел на скалы, у подножья которых собирался пристрелить рысь. Точно зная, где он сейчас находится, Хуггенбергер спокойно чувствовал себя в сгущающихся сумерках. Он зарядил ружье лучшей дробью и не станет долго раздумывать.

Хуггенбергер приближался к скалам. Ружье он держал наизготовку, чтобы можно было выстрелить в любой момент. Как только перед ним вспыхнут два желтых глаза, он сразу спустит курок.

Несколько раз он невольно оборачивался в сторону, словно опасаясь атаки рыси. Однако всякий раз на месте примерещившейся рыси оказывались или ветка, или какое-то светлое пятно на темно-серых скалах. Пока наконец от скал не отделилась тень, не похожая ни на что другое.

Хуггенбергер инстинктивно присел на колено, задержал дыхание, начал вслушиваться и всматриваться в темноту. Он ничего не слышал, ничего не различал, скалы уже почти почернели. Хуггенбергер осторожно навел ружье и поставил левый локоть на правое колено. Не сразу отыскав тень, он взял ее на мушку и поднес палец к спусковому крючку в ожидании малейшего движения.

И что-то двинулось. Послышался тихий шелест. Хуггенбергер прищурил левый глаз и напряг указательный палец. Последующая тишина длилась целую вечность.

— Не стреляйте! — громко и звучно прогремело над скалами, среди которых он искал рысь.

После чего стало еще тише. Альфред Хуггенбергер перестал целиться и снял ружье с плеча.

— Не стреляйте! — повторил тише, но проникновеннее тот же голос.

Тут Альфред Хуггенбергер узнал этот голос.

— Рустерхольц, черт тебя подери!

— Хуггер!

— Ах ты, гребанная мошонка!

Рустерхольц вышел из оцепенения, в которое привела его нежданная встреча, и снова встал как вкопанный, потом двинулся-таки в сторону сыпавшего проклятьями Хуггенбергера.

— Я тебя уже несколько недель не видел, Рустер. Ты совсем забыл путь к «Тунгельхорну». Зато стоит мне выйти на охоту, чтобы пристрелить рысь, как ты тут же выскакиваешь из-за угла и голосишь что есть мочи, разгоняя всех зверей в радиусе десяти километров.

Хуггенбергер был вне себя от ярости и направлял ружье на Рустерхольца, не убирая пальца с курка.

Фриц Рустерхольц подошел ближе, неловко, поскользнувшись два-три раза.

— А мне что молчать надо было?! — заорал он, когда до Хуггенбергера оставалось метров пятнадцать. — Убирай свою пушку!

— Что это у тебя там за штуковина? — спросил Хуггенбергер, не отводя ствола.

Рустерхольц остановился. Он совсем забыл, что по-прежнему держал в правой руке уже не нужную антенну.

— Да убери ты свое ружье! — отчаянно закричал он.

— Мне нравится, что ты нервничаешь, — нагло рассмеялся Хуггенбергер. — Здешняя рысь принадлежит мне. Я снова приду сюда завтра ночью. И советую тебе тут не появляться. Мой палец на курке может случайно дернуться.

Хуггенбергер повел ружьем.

— А послезавтра можешь здесь хоть на голове стоять. Рысь я уже прикончу. Она будет валяться у твоих дверей. Со счетом в зубах.

Хуггенбергер развернулся и, оставив Рустерхольца за спиной, пыша гневом и злобой, начал спускаться вниз. Он знал, что теперь уже нет смысла ждать и потом снова подниматься к скалам. Рысь спугнули, а ночь такая темная, что хоть глаз выколи.

Он знал, что и Рустерхольц скоро спустится. Антенна, которую тот словно украл у рыселюбов, не давала Хуггенбергеру покоя. Неужели он недооценил зеландца, и этому недотепе было под силу выследить рысь? Так или иначе, они наступали друг другу на пятки.

На развилке, от которой снова начиналась горная тропа, Хуггенбергер остановился, чтобы привести в порядок спутанные мысли. Ему вдруг стало страшно, что Рустерхольц опередит его. Сам он знал только дневное местонахождение рыси. А Рустерхольц, если антенна — или что он там держал в руке — работала, мог пойти на рысь и ночью. Если у него хватит ума. Хуггенбергер не знал, что и думать. Ясно было только то, что нет никакого смысла снова карабкаться наверх. В мрачном настроении Хуггенбергер приступил к спуску.

32

Альбрехт Феннлер шел неторопливо. Спешить ему не позволял засевший в боку ревматизм. Однако он не сильно сковывал движения. Вдыхая воздух сквозь доходившие до нижней губы усы, Феннлер всматривался в просветы между еловыми ветками. Скал Хольцерсфлуэ видно не было, слишком уж сгустилась темнота. Внизу светились крошечные желтые огоньки — уличные фонари Лауэнена.