Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий - [53]
Видимо, царь Иван IV не хотел включать напрямую в состав Московского государства черкесские земли, слишком удаленные от его южных рубежей, речь, как представляется, могла идти лишь о протекторате Москвы над пятигорскими черкесами (современными адыгами). Также вполне вероятно, что он не мог этого сделать, поскольку московское государство в то время вело самые активные боевые действия в Прибалтике и современной Белоруссии в рамках Ливонской войны, а поэтому изыскать дополнительные силы для организации военной экспансии на южном направлении в то время объективно было крайне затруднительно. Возможно и другое объяснение действиям царя Ивана IV: отправляя князя на Северный Кавказ, он предоставил ему там всю полноту действий по руководству союзниками и тем самым формально удалив его со своей службы, как это некогда сделал и Сигизмунд II Август, назначив его «стражником на Днепре». Поэтому, передав туркам планы военной кампании 1560 года против Крыма со стороны Таманского полуострова, царь «как бы» не совершал предательства, стремясь к установлению мира в Северном Причерноморье, что было ему чрезвычайно важно, т. к. вести войну на два фронта — против Речи Посполитой и Крымского ханства, поддержанного ее сюзереном — Оттоманской Портой — Московское государство в то время объективно не могло.
Однако при этом царь в долгосрочной перспективе не отказывался от установления своей гегемонии на Северном Кавказе, но уже не военным, а политико-религиозным путем: вместе с князем Дмитрием Вишневецким и посланцами черкесского народа на Северный Кавказ «…попов крестьянских отпустил, а велел ихъ (т. е. черкесов — О.К.) крестити по их обещанию и по их челобитью и промышляти над Крымским царем»[234] Вишневецкий успешно справился с этой новой для себя миссией: черкесы приняли (правда, на некоторое время и с определенными оговорками) Православие, а на дочери одного из князей Черкасских — Марии (до крещения — Кученей) Темрюковне впоследствии вторым браком был женат сам царь. В результате предки адыгов оказались связаны с Московским государством не только общими военно-стратегическими интересами, но еще и религиозными и династическими связями, что еще более усилило градус напряженности и противостояния на Северном Кавказе в то время.
Царь Иван IV Васильевич напрямую увязывал вопрос о перспективной возможности включения земель Западной Черкессии в состав Московского царства с решением проблемы окончательного распространения своей власти на земли Большой (или астраханской) ногайской орды, предводителем которой в том время был князь Исмаил (именно для обеспечения его лояльности московскому престолу направлялся в 1559 году воевода и постельничий И.М. Вишняков)[235]. Такая позиция русского монарха была вполне объяснима: без установления военного господства в Предкавказье, — в долинах Кубани, Лабы, Терека и на Таманском полуострове, т. е. местах традиционного кочевания ногаев, невозможно было говорить о какой бы то ни было военно-политической экспансии на Северном Кавказе. По сути, Д.И. Вишневецкому предлагалось на свой страх и риск создать в Западной Черкессии протогосударство в форме союза местных племен, идеологической основой которого бы стала борьба христианского и мусульманского мира за господство на современной Кубани.
Ногайский князь Исмаил считался союзником Москвы, а поэтому царь Иван IV Васильевич через своего посланника сына боярского П.Г. Совина сообщил ему план военной кампании против Крыма на 1560 год, в котором князю Вишневецкому был определен самостоятельный театр военных действий: «А въ Черкассы естьми въ Пятигорские земли послалъ князя Дмитрея Вишневецкого, да Черкаскихъ князеи Амияка да Сибока зъ братею. Да многихъ своих людей с ними послалъ. А велелъ есми им въ Черкасскую сторону со всеми черкасы крымскому недружбу делати и надъ Крымом промышляти сколько мочно»[236]. Упоминание в данном документе «многих людей» московского царя свидетельствует об ошибочности умозаключения Ш. Лемерсье-Келькеже, считавшей на основании материалов только одних турецких архивов, что «начиная с лета 1560 года в распоряжении Вишневецкого находилась лишь его собственная армия, завербованная из числа украинских казаков, к которым, вероятно, присоединились донские казаки и черкесы племени Жане»[237].
Даже если предположить, что в составе отряда князя были исключительно «украинские казаки», пришедшие вместе с ним на русскую службу, как считает Ш. Лемерсье-Келькеже, то после своего испомещения они автоматически превратились в московских служилых людей, от князя уже независящих и ландскнехтами в западноевропейской традиции не являющихся. Об этом же свидетельствуют упоминавшиеся выше раздача земель в награду «за озовскую и черкаскую службу», которая имела место в Дедиловском уезде, что говорит в пользу нашего тезиса о том, что летом 1560 года в междуречье Дона и Кубани действовали не только отряды местных инсургентов, но и непосредственно отряды московских служилых людей. Поэтому мы можем с полной уверенностью говорить, что наблюдаем у французского археографа явный перенос представлений о социальном характере личного состава отрядов князя Д.И. Вишневецкого, свойственного им несколько лет назад, на принципиально иные сословные реалии, вызванные к жизни его переходом на русскую службу.
