Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий - [26]
Земли Черкасского и Каневского староства были самыми южными в Великом княжестве Литовском, граничили с Диким полем и, следовательно, лежали первыми на пути набегов степняков, а поэтому князь Вишневецкий волей-неволей стал главным защитником южных рубежей Литвы и Польши от регулярных нападений крымских татар. Имевшейся в его распоряжении вооруженной силы из числа шляхетства — так называемого «посполитного рушения» — было явно недостаточно для организации статичной обороны южного порубежья Великого княжества Литовского, да и у самого князя, который сформировался как военачальник в условиях перманентной степной партизанской войны, вряд ли были достаточные знания, навыки и желание для этого. Действительно, находившихся в подчинении у князя Дмитрия Вишневецкого служилых людей как из числа феодально-зависимой от него шляхты, так и из числа «драбов» — регулярной пехоты Великого княжества Литовского, подчиненных своим корпоративных начальникам — ротмистрам, являвшихся одновременно комендантами гарнизонов порубежных крепостей, было явно недостаточно для организации регулярной пограничной службы. Участок рубежа протяженностью почти в 70 верст на регулярной основе должны были охранять чуть более 150 человек: 60 воинов дружины князя Д.И. Вишневецкого, Черкасская рота драбов ротмистра пана Николая Розбиского, насчитывавшая 20 копейщиков «в зброяхъ, з корды, да з алебарды, або з ощепы» и 60 стрельцов «з ручницами, з мечи»[133], а также немногочисленное подразделение драбов из Канева поручика Березовского численностью 13 человек[134]. Этих сил в лучшем случае могло хватить на ведение «наступательной партизанской войны», да и то при поддержке местного городского ополчения, общую численность которого с большим допущением можно предположить в 500–600 человек (по 1–2 человека «з дыма», исключая хозяйства вдов).
Однако у князя Дмитрия Вишневецкого планы были гораздо масштабнее: он желал быть не просто рядовым героем порубежной войны, а ее главнокомандующим, используя для этого все имеющиеся в его распоряжении силы и средства. Именно этим, по нашему мнению, объясняется столь явно проявившееся его желание аккумулировать в своих руках максимальные денежные средства, невзирая на то, каким образом и из каких источников они получены. Именно для этого иногородным промысловикам были отданы на разграбление природные богатства Черкасского повета, повышены косвенные денежные оброки и натуральные подати местного населения Черкасс и Канева, публично начали практиковаться мздоимство с откупщиков, реквизиции результатов промыслов, провоцировалось усиление «шинкованья» посредством передачи на откуп корчмы, торгующей «горилкой». В результате, как представляется, князь Д.И. Вишневецкий смог насилием и обманом создать материальную базу для будущей войны в степи.
Но для нее были нужны еще и людские ресурсы, которых в непосредственном подчинении у князя было явно недостаточно. Поэтому ему объективно пришлось искать опору для организации своей мобильной военной экспансии против крымских татар в совершенно иной социальной среде — среди днепровских казаков. В силу административного статуса старосты Черкасского и Каневского ему были формально подчинены казаки, жившие в среднем течении Днепра вокруг города Черкассы, которых он первым начал привлекать как военных наемников на службу (по названию этого города их стали именовать «черкасами»). Около столетия — с последней четверти XVI века до присоединения Левобережной Украины к Московскому государству — «черкасы» представляли собой основную военную силу степей днепровско-донского междуречья, услугами которых охотно пользовались в пограничных стычках друг с другом московские и польско-литовские воеводы. Однако их главными врагами все-таки являлись крымские татары, за счет набегов на кочевья, городки и крепости которых «черкасы» реализовывали свои потребности в провианте, порохе, лошадях, золоте и женах. Сейчас довольно-таки сложно определить социально-правовой статус этих людей. До назначения князя Дмитрия Вишневецкого старостой Черкасским и Каневским они были, по сути, пограничными разбойниками, существовавшими за счет добычи от набегов на турецкие, татарские и ногайские владения в Северном Причерноморье и покупавшие лояльность к ним властей порубежных воеводств и староств Великого княжества Литовского различного рода подношениями, известными как «бутынки». Князь же одним из первых сумел организовать их службу на относительно постоянной основе себе лично за денежное, вещевое и продовольственное содержание, источником которого являлись его доходы по должности с Черкасского и Каневского староств.
Первое известное нам документальное свидетельство о существовании днепровских казаков, являющееся нормативно-распорядительным актом верховной власти Великого княжества Литовского, относится к 1499 году. В уставной грамоте великого князя литовского Александра Казимировича от 14 мая 1499 года, данной киевскому войту и мещанам о воеводских доходах, говорится: «Который козаки зъ верху Днепра и сь иншихъ сторонъ ходятъ водою на низъ до Черкасъ и далей, а што тамъ здобудуть, съ того со всего воеводе десятое (десятую долю, «десятину» —
