Рыбка по имени Ваня - [7]
В общем, возвращаясь к бардаку в Машиной квартире. Не удивительно, что в её завалах завёлся Барабашка — а может, не один. Прячет телефонную зарядку и планшет так, что с полицией не найти. Подкидывает книгу в холодильник, а сметану — в книжный шкаф. Очки засовывает в ночную туфлю и футболит глубоко под кровать.
Активизируется по ночам: стучит в ванной, с грохотом что-то роняет. Хлопает дверцами шкафчиков и холодильника, чавкает на кухне. Шляется в прихожей в Машиных туфлях, забрасывая их потом на полку для шляп. Включает и забывает зажечь газ — и далее всячески нарушает безобразия.
— Здесь слон может поселиться, не то, что Барабашка, — мягко, без нажима замечаю я.
Уборка претит Маше ещё по одной причине. При контакте с водой можно занести в свежую ранку инфекцию. Если мужчин украшают шрамы на лице, — то у каждой творческой, трагической, восторженной, экзальтированной женской особи — нежные запястья просто обязаны быть отмечены следами бритвы.
Ошибка начинающих и неопытных: чиркать, вскрывая вены, нужно не поперёк — а вдоль. Порезы время от времени требуется освежать: на тугих белоснежных бинтах так трогательно, так беззащитно выглядят розовые ягодки проступившей крови!
Рубцы можно закрывать браслетами, сдвигая как бы ненароком…
— Боже! Милая, что это у вас?!
В ответ — горько, саркастически усмехнувшись, слегка надломленным голосом:
— Ах, не спрашивайте! Былые свидетельства бушующих неземных страстей. Роковая любовь, клятвопреступления, измены, проклятия, кровопролития, членовредительства… Да всё это описывается в моём новом томике стихов. Книжечка — девятьсот девяносто девять рублей. Нет, я не оговорилась: девятьсот девяносто девять. Не правда ли, оригинально: число Зверя? Три шестёрки, поставленных на голову… Да, книга такая тоненькая. Увы, только для читателя с большим сердцем, тонким умом, деликатной душевной организацией… Благодарю вас, если можно, без сдачи.
Вот могли бы вы, лёжа в гинекологическом кресле и поматывая в такт ножкой, декламировать свои утончённые, возвышенные, интимные вирши врачу — пока он у вас там, в ваших интимных недрах, роется резиновыми руками? Или надписать и подарить книгу о постижении глубин вашей загадочной души — проктологу, который только что постигал глубины вашей задницы? Вместо платы за дорогой частный приём.
Маша — может.
В стене коридора пышной розой лохматится дыра из прорванных обоев. Маша, внезапно озарённая, останавливается перед этой дырой столбом.
— Жизнь похожа на стену. Сначала она чиста и белоснежна. Потом её покрывают обоями в кремовую розочку. Потом грубо сдирают пластами, но кое-где остаётся. Клеят газетами и новыми обоями: перемежаются тёмные, светлые — как зебра. Гладкие и рельефные. Матовые и блестящие. Аляповатые и утончённые. Снова газеты, газеты…
Где-то детской рукой начертаны человечки и домики. Где-то обои разодраны кошачьими когтями. У кого-то угадываются застарелые пятна крови. Где-то обои морщатся. Засаливаются как блины, крошатся: жучки выедают сладкий крахмальный клейстер. Тлен, прах. Вот что есть наша жизнь — неопрятное наслоение обоев.
Я вожусь с кофейником. Попутно проволочной мочалкой сдираю чёрную мохнатую поросль на плите. Маша сварливо замечает:
— Ты потратила лишнюю спичку. Вторую конфорку можно было зажечь от огарка. Или от куска газеты, вон их на краю плиты целая стопа лежит.
— Когда-нибудь от куска газеты ты спалишь весь дом, мадам Плюшкина.
В начале каждого месяца моя подруга надевает очки-лупы, садится и составляет список: к кому пойдёт обедать сегодня, завтра — и так далее, в течение месяца. Не имей сто рублей — а имей сто друзей. Маше вполне хватает тридцати приятелей: по дням месяца. Главное, не перепутать и не повториться.
У неё кошкина пенсия — так наша страна ценит свою поэтическую элиту. Не удивительно, что Маша разделяет взгляды радикалов и давно влилась в плотные ряды «недовольных режимом». И я с ней заодно.
На митингах, рубя ладонью воздух, она читает в микрофон аллегорические стихи о возрождении России. В них она сравнивает европейцев с изнеженными, закормленными породистыми болонками. Они мягко спят, жирно едят и сладко пьют. Они расслаблены, рассироплены, и благостно и лениво взирают на этот мир с шёлковых подушек.
А наш народ, в Машином авторском представлении — умный, дрожащий от холода и голода «пёс безродный». Он не ждёт милостей от природы. Он вечно в тонусе, каждую минуту ждёт пакости с любой стороны: камня, пинка под зад, ковшика кипятка. Прицепленной к хвосту консервной банки, поимки и посадки на цепь к конуре, или облавы и смертельного укола догхантера. Или живодёрни.
Кто умнее, кто выживет в жестоком мире? Домашние рыхлые болонки — или битые уличные псы, готовые подобострастно вилять хвостом или грызть хозяина насмерть — в зависимости от обстоятельств?
Ораторше бешено рукоплещут.
Потом, кряхтя, с готовностью подхватываемая под микитки, она слезает с трибуны и присоединяется к протестующим массам. Мы бродим по площади, пугая прохожих. На нас напялены картонные пончо из пустых коробок, сворованных из ближнего супермаркета. Сделали прорези для голов и рук — удобно, тепло и ветер не продувает.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Пенелопа Фицджеральд – английская писательница, которую газета «Таймс» включила в число пятидесяти крупнейших писателей послевоенного периода. В 1979 году за роман «В открытом море» она была удостоена Букеровской премии, правда в победу свою она до последнего не верила. Но удача все-таки улыбнулась ей. «В открытом море» – история столкновения нескольких жизней таких разных людей. Ненны, увязшей в проблемах матери двух прекрасных дочерей; Мориса, настоящего мечтателя и искателя приключений; Юной Марты, очарованной Генрихом, богатым молодым человеком, перед которым открыт весь мир.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.