Рядом с врагом - [34]

А случалось, здесь пели.

Удивительно, что вкус у многих был один. И предложение было коротким и ясным для всех.

— Может, «Зорьку?» — раздавался вопрос.

И ответное молчание утверждало его.

Слышался кашель, делались последние затяжки, и огоньки переставали прыгать на крыльце конторы.

Песня вступала в свои права.

Какая хорошая песня!

…Тимофей даже невольно тряхнул головой: «Что это я о песнях размечтался? Здесь, и о песнях».

— Скоро будут проводить на допрос… — прошептал он. — Скоро… Нужно обязательно задержаться во дворе.

Тимофей рисковал.

Хотя каждый шаг его был продуман, но все-таки мог себя выдать: допусти только малейшую оплошность.

Но пока все шло хорошо. Часовой равнодушно пропустил повозку с дровами: привык к Тимофею, закрыл ворота и стал прохаживаться, размышляя о своих делах.

Тимофей сгружал дрова медленно, так медленно, что проходивший мимо гитлеровец погрозил ему кулаком:

— Работай!

— Болит, — показал Тимофей руку.

— Так сделаем. — Немец рассек ладонью воздух.

«Я тебе, придет час, не руку, а голову оттяпаю», — зло подумал Тимофей.

Складывал он дрова аккуратно, штабелями. Такая работа могла понравиться немцам и в то же время давала возможность задержаться на лишний час во дворе комендатуры.

Мимо то и дело проводили арестованных. И наконец… От напряжения у Тимофея выступил на лбу пот.

Разумеется, это шла Тамара. Ее вывели из подвала. Вывели из застенка. Тимофей сразу определил: не пытали, просто показали, как пытают. Он знал про этот метод гитлеровцев — запугать, сломить волю человека страшным зрелищем: смотри, и с тобой так будет.

Тамара шла бледная, чуть покачиваясь. Когда она поравнялась с Тимофеем, он как бы нечаянно выронил вязанку дров. Тамара вздрогнула, а конвоир прикладом огрел неловкого придурковатого возчика по спине.

Но парень уже успел бросить Тамаре фразу:

— Надо держаться…

И увидел Тимофей, что Тамара пошла увереннее, тверже…

КОМЕНДАНТ

У фон Штаммера свои планы. Комендант смотрит далеко вперед. Он хочет просто и быстро взять руководителей партизанского движения. В конце концов они сами заявятся. Или у них каменные сердца?

Жена секретаря райкома партии Орлянского уже познакомилась с подвалом. Вслед за ней побывала там и жена комиссара одного из отрядов. В одной семье росли эти сестры — Тамара и Галя. Младшая работает на великую Германию. И хорошо работает… А старшая строптива… Но ключ и к ней нашел фон Штаммер: ребенок. Вначале комендант хотел устроить встречу сестер. Он весело, между прочим спросил Галю.

— Не хотел бы доктор поговорить с родной…

Галя испуганно выставила ладонь. Даже досказать не дала.

— Нет! Нет! Что вы? Вы ее не знаете… Она может броситься…

Разные люди, эти сестры. Фон Штаммер успокоил Галю.

— Не волнуйтесь, доктор. Я спросил так, на всякий случай. Хотел облегчить ее судьбу…

Удивительно разные люди! Комендант вынужден это отметить про себя. Галя даже не поинтересовалась, не узнала, что грозит ее сестре. А ведь она имела право! Она имела право и просить снисхождения. Как-никак, фон Штаммер в долгу перед доктором.

Итак, остается одно: ребенок. Материнское сердце не выдержит. Из-за ребенка мать пойдет на все.

Фон Штаммер поинтересовался, как подействовал подвал на жену комиссара.

— Почувствовала себя плохо… Побледнела… Потом справилась.

Последняя фраза не понравилась коменданту. Подчиненный постарался успокоить фон Штаммера.

— Все это игра, господин майор. Мы дали возможность ей взвесить, обдумать. Следующего вызова она будет ждать с ужасом.

Он прав в какой-то степени, этот гестаповец.

Каждый стук в дверь камеры, каждый шаг часового заставлял вздрагивать женщин. Пожалуй, тверже всех держалась Орлянская.

— Ну, ну, голубушка… — обхватив за плечи Тамару, уговаривала жена секретаря райкома. — Не нужно так… Ведь они наблюдают за нами. Зачем же радовать этих зверей?

В углу по-прежнему всхлипывала и повторяла бессвязные фразы молодая учительница. Гитлеровцы оставили ее в покое. Но учительница теперь никого не узнавала из женщин, боялась их.

«Все что угодно, — про себя думала Тамара, — только не сойти с ума».

Через день ее снова вызвали. Тамара вздрогнула, но легкое прикосновение руки Орлянской успокоило ее.

Комендант был необычно вежлив.

— Мои подчиненные, — извиняющимся тоном произнес он, — допустили бестактность. Они повели вас в подвал! Зачем женщин впутывать в наши мужские, военные дела… Простите грубых солдат.

Тамара сразу почувствовала, что не к добру разыгрывается этот спектакль.

Оставаясь безукоризненно вежливым, фон Штаммер попросил разрешения закурить в присутствии «мадам».

Тамара подготовилась ко всему, вступила в игру.

— Пожалуйста, пожалуйста, Курите!

— Да… — будто только сейчас вспомнив о главном, спохватился комендант. — Совсем забыл… Ваша сестра, как вы знаете, наш доктор, просила передать привет. У вас нет настроения ее увидеть?

— Нет! — коротко отрезала Тамара.

Нужно только выдержать этот пристальный взгляд. Нужно выдержать!

— Хорошо… — наконец произнес фон Штаммер. — Я вас понимаю. Но и вы скоро поймете сестру.

— У меня нет сестры…

Фон Штаммер сделал вид, что не расслышал этой фразы.

— Я вас понимаю… — повторил он и, задумчиво уставившись в окно, побарабанил пальцами по столу.