Рядом с врагом - [22]

— Этого разведчика-любителя хорошо знаешь? — спросил командир.

— Знаю. По работе в лесу. А что?

— Ничего, я так просто спросил, — ответил Степан Иванович и после паузы продолжал: — Я не очень с ним близок был. Мне что-то глаза его не нравятся. Он все их прячет. А впрочем, трудно что-нибудь сказать: мало ли с каким характером бывают люди! Слышал я о нем: говорят, он дик, нелюдим.

Шерали улыбнулся:

— Что же, разве это грех? Характер такой — нелюдимый.

— Грех-то не грех. А проверить следовало бы.

Комиссар посмотрел в окошко и задумчиво, словно про себя, сказал:

— Да. Проверить следует. В этом ты прав. Я, собственно, специально при нем и затеял весь разговор.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ ФОН ШТАММЕРА

Раньше здесь помещался районный отдел лесного хозяйства, или, как его коротко именовали жители, «лесхоз».

Раньше здесь толпились неуклюжие, непривычные к городской обстановке люди. Они спорили и курили. Курили много. Дым, крепкий, густой, постоянно висел в комнатах серым облачком.

Люди приезжали из лесов. Там, в непроходимых чащах, исчезала их неуклюжесть. По еле заметным тропинкам люди двигались легко, по-хозяйски осматривал свои владения.

Раньше здесь…

Да! Все это было раньше.

Сейчас на стенах уцелели редкие плакаты о правилах рубки, посадки деревьев. На плакатах — густой слой пыли. Она словно старается закрыть это последнее напоминание о бескрайних просторах, о свежем ветре, о шелесте зеленых листьев.

Тамара тяжело вздохнула и, опустив голову, уткнулась лицом в колени.

Она сидела на полу у стены. Вчера еще раз, второй раз за время ареста, какой-то немец бросил в комнату сноп свежей соломы. Немец хохотал, указывая на солому.

— Перин… Ковер…

Эти слова он, вероятно, выучил специально.

Женщины равнодушно посмотрели на веселого пьяного солдата, словно не замечая его.

Фашист перестал смеяться, зло выругался и захлопнул дверь.

«Как быстро они все оборудовали, — невольно подумала Тамара. — Стоял дом, обыкновенный дом, где люди беспокоились о лесах, стремились как можно больше взять у природы, как можно богаче сделать родной край. А сейчас?..»

Очень быстро из мирного обыкновенного дома фашисты соорудили застенок, тюрьму. Соорудили умело, прочно. Чувствовалось, что это делали опытные специалисты, мастера.

Тамара подняла голову и посмотрела в противоположный угол. Там, сжавшись в комочек, то и дело поправляя порванную кофточку, сидела девушка. Ни к кому не обращаясь, она что-то бормотала бессвязное, непонятное.

Холодок прошел по спине Тамары.

«Бедная… Сколько же ей лет? Самое большее — девятнадцать…»

Вчера к вечеру явился этот веселый пьяный немец. Остановившись на пороге, он поманил пальцем девушку.

Тамара уже знала, что это молодая учительница, работала в Червонном Гае первый год, киевлянка, член райкома комсомола, веселая затейница, выступала в концертах художественной самодеятельности.

Девушка вернулась ночью. Вернее, ее втолкнули. Шатаясь, она дотащилась до своего угла и тяжело опустилась на пол. Учительница не плакала, а как-то странно дышала, словно глотала воздух — жадно, страшно.

В полночь Тамара услышала приглушенный шепот. Девушка, прижавшись к пожилой женщине, отрывисто говорила:

— В этой комнате однажды я слышала… Лесничий какой-то старый… Сокрушался, жаловался, что дерево грозой… подпалило… Дерево… Понимаете, де-ре-во!!.

К утру девушка потеряла сознание. Рядом с ней все еще сидела пожилая женщина. Где ее раньше видела Тамара? На улице Червонного Гая? Нет… и Тамара вспомнила. Встречала она эту женщину много раз. Это жена секретаря райкома партии Орлянского. Только выглядит она теперь совершенно иначе. Словно состарилась сразу, за один-два дня.

В комнате было шесть арестованных женщин. Все они известные в районе активистки.

А Тамара? Она приезжий человек. Неужели и о ней что-нибудь известно фашистам?

Она ведь заявила патрулю:

— Приезжая. Живу далеко. Приехала в гости к отцу.

Патруль потребовал документы.

Тамара, выезжая в Червонный Гай, и не подумала взять их с собой.

Ее арестовали. Но странно, всех уже вызывали на допрос, а на нее до сих пор никакого внимания не обращают.

Тамара решила, что арест — случайность, что ее, дочь простого лесника, когда все выяснится, освободят.

Послышался лязг засова, скрипнула дверь, солдат объявил:

— Приходько!..

Тамара вздрогнула от неожиданности и почему-то посмотрела на женщин.

Все сидели. Да, да… Это ее вызывают.

— Приходько! — повторил фашист.

В последние годы Тамара привыкла к фамилии мужа.

«Ну откуда же им знать? Правильно, Приходько».

Тамара медленно поднялась и нерешительно шагнула к дверям.

— Быстрей, быстрей! — поторопил солдат.

Вот и коридор. Здесь еще девочкой бывала Тамара. Ожидая, когда отец решит свои дела, она терпеливо сидела. Ведь после этого предстоял обход магазинов. Так говаривал Опанас Гаврилович, именно «обход».

— Быстрее! — напомнил солдат.

Через несколько минут Тамара очутилась в комнате, куда, вероятно, свезли все ковры, награбленные в Червонном Гае. За столом сидел офицер и не спеша чистил ногти.

Он даже не посмотрел на вошедших.

Солдат, бодро выкрикивая слова, доложил офицеру.

Оторвавшись от своего занятия, тот машинально махнул рукой: уходи — и снова принялся чистить ногти.